Партия на переходе в тайге. Колыма. 30-е годы ХХ-века.
В конце июля на вьючных лошадях и сами, груженные рюкзаками, мы отправились в неизвестный нам путь, без всякой связи с оставшимися в Магадане товарищами.
В первый день мы прошли 35 километров без всяких приключений, в приподнятом настроении, и остановились для ночёвки на берегу реки Ола, которую наутро должны были перейти по перекату. Знали, что без купания не обойдёмся, а купаться хотелось не очень.
Перекаты обычно бывают в горных реках, там намывается галька и река в этом месте мелеет, но зато течение на перекате может возрасти до 20 км в час. Одной из трудностей на нашем пути были монгольские лошади, не приспособленные к таёжным тропам, к переходам через болота и реки. На остановке мы палаток не ставили, вьюки не развязывали, у каждого был запас продуктов на несколько дней в рюкзаке. Каждый спал, как мог приспособиться: кто на сухом мху, кто на ветках. Из постели были только фуфайки.
Рано утром нас разбудил голос тёти Нади. Она пела про Витим. Это река, впадающая в Лену в районе прииска Бодайбо. Слов не помню, но смысл такой: кто побывает в тайге на Витиме, никогда не расстанется с тайгой. Мотив этой песни очень мелодичен, голос у неё приятный. Она была одновременно весела и грустна. Мы попили чай и начали переправу через реку Ола. Все выломали по длинному шесту, без него по перекату не пройти — собьёт течением. Надю посадил на лошадь и повёл через брод её муж. Лошадь споткнулась в воде и Надя упала, Шестерин бросился за ней и их понесло течением. Мы пришли к ним на помощь и вытащили на берег, но женщина была уже мертва. Видимо, когда Надя упала с лошади, то ударилась о камень и потеряла сознание, после чего захлебнулась водой. Это был первый несчастный случай в нашей экспедиции.
В долине реки Ола. 30-е годы ХХ-века.
Дальнейший путь до Бахапчи (притока Колымы) проходил с большими трудностями. Проводник плохо знал тропу, и мы не один раз попадали в болота, приходилось развъючивать лошадей и тащить груз на себе иногда по километру через болота. Завязших в болоте лошадей вытаскивали на верёвках. Лошади и люди были мокрые и грязные, да ещё вдобавок северный гнус облеплял лошадей и нас. Мы это предвидели и заранее приготовили мешки из сеток, это немного спасало от комаров, но мошка пролезала всюду, даже в сапоги. При работе, когда перетаскиваешь груз в сетках, очень жарко, пот заливает глаза и приходиться лица держать открытыми. В результате всё лицо в крови, как будто недавно с бойни. В таком виде каждый из нас старался поскорее добраться до привала, как можно быстрее поесть и даже не умывшись, уснуть.
Кто не был летом в северной тайге, тот не знает, что значит на открытом воздухе приготовить пищу на костре и покушать. Как бы ты ни накрыл ведро или кастрюлю, пока готовишь, гнус туда попадает не единицами, а сотнями и если его выбрасывать, то ничего от супа или чая не останется.
Да и когда начинаешь кушать, то сверху комары и мошка так и сыпятся в чашку. Некоторые спутники говорили, что это даже хорошо, иначе бы мы ели всё пресное, а комары и мошка придают кислый привкус. Да я и сам это испытывал: когда в чай без сахара много попадает комара и мошки, действительно чай делается как с добавкой клюквенного сиропа. Насколько это полезно я не знаю, но только брезговать или вытаскивать их — будешь голодным, а как говорят — голод не тётка.
На пути мы встречали очень много пушного зверя, особенно серебристых белок. Людей они не боятся, подпускают к себе очень близко. Подходишь к дереву, где она сидит — не уходит, а наоборот начинает издавать звуки — разговаривать с тобой.
На одной стоянке, где было очень много белок, развесили на дереве галеты и они с удовольствием лакомились. От удовольствия белки поднимали свои пушистые хвосты и смотрели на нас своими чёрными красивыми глазками-бусинками, как будто просили у нас ещё вкусностей.
За весь наш переход, сколько мы не встречали пушного зверя, мы не сделали ни одного выстрела, хотя ружья были у каждого. Знали, что в это время года убивать пушного зверя преступление: потерять драгоценную шкурку и погубить детёнышей, ибо без родителей они бы погибли.
Кроме того, с нами шёл проводник-якут и если бы мы начали стрелять пушного зверя, местные жители могли принять нас не за экспедицию, а за банду, которая не считается с законами тайги. Они тогда ещё не знали советских законов. Мы шли по владениям якута-князя Громова, у которого было 15000 оленей и много пастухов.
Якуты, ламуты, юкагиры летом выслеживали, где скапливается зверь, зная его повадки, искали места будущей зимовки. Но в летнее время охотник зверя убивать не будет, даже если придётся голодать. Также не трогали и медведей.
На маршруте нам встретилась медведица с двумя маленькими медвежатами. Медведица скрылась в стланике, а медвежата залезли на дерево. Когда мы подошли к дереву, они спокойно сидели на нём, смотря на нас так, как будто что-то просили. Полюбовались красивыми крошками — если бы вы видели, какие у них умные и ласковые глаза. Сфотографировали их и тихо, осторожно отошли. Услышали какой-то изданный медведицей звук. Медвежата сползли с дерева и скрылись от нас в стланике. Мы дали несколько выстрелов вверх, чтобы отпугнуть медведицу от нашей стоянки, больше её не видели.