Вскоре после начала войны на Колыму стало поступать продовольствие из Америки, а потом мы и полностью перешли на американское снабжение, которое поступало в Магадан бесперебойно и в достаточном количестве, вполне обеспечивающем потребности.
Поэтому никогда у нас не было никаких перебоев в выдаче нам продуктов по карточкам. Качество продуктов почти никогда не вызывало никаких нареканий. Лишь раза два всего в поле нам попадалось прогорклое и частично даже покрывшееся плесенью расфасованное по 1 английскому фунту сливочное масло. Но мы ели и его, обрезая лишь наружные части брусков, в которых была плесень. Все же другие продукты всегда были све-жие и вполне доброкачественные.
Мука была только белая, пшеничная в небольших мешках по 100 английских фунтов (43,4 кг). Мясные продукты были представлены всегда консервами: тушеной свининой или, как они назывались в составленных на русском языке этикетках: свиной тушенкой и колбасой, напоминающей, пожалуй, чайную, тоже в банках. Другие мясные продукты, в частности бекон и сосиски, были редки и до нас никогда не доходили. То же можно сказать и об индюшатине.
Некоторые продукты были даже лучше, чем наши советские. Например, изюм или кишмиш были не грязными с песком и пылью, высушенными где-то на солнце и сваленными в большие мешки, а всегда мытыми, чистыми, высушенными, вероятно, в духовых шкафах и расфасованными в небольшие плоские ящички, кажется, фунтов по десять. Очень хорош был и сушеный лук, расфасованный фунтов по 5 в больших жестяных банках с откачанным воздухом. Он был очень сухой и хрустел на зубах, когда его пробовали из только что открытой банки, но быстро увлажнялся на воздухе и становился мягким, обнаруживая свою гигроскопичность.
Почему-то очень мало было овощей: моркови, свеклы, капусты, запаянных в жестяных банках. Совсем не было картофеля. О сахаре почему-то говорили, что он не столь сладок, как наш советский… Чай в жестяных банках был довольно высокого качества.
Промтовары почему-то завозились в весьма ограниченном ассортименте и количестве. Кроме уже упоминавшихся черных длиннополых пальто, пролежавших на каких-то складах несколько десятилетий, брезентово-суконной робы лесорубов, шинельного сукна завозили еще костюмы из искусственного меха, крытые плотной ветрозащитной хлопчатобумажной тканью, цвета хаки, состоявшие из коротких курточек на застежке-молнии с резинкой-поясом, большим воротником, превращавшимся при помощи застежки-молнии в капюшон, и с трикотажными шерстяными манжетами, таких же брюк из искусственного меха, крытого той же тканью, и таких же жилеток, тоже на молниях, но ничем не крытых.
Несмотря на солидный «меховой» вид этих костюмов, они были совсем не теплые. Я однажды еле досидел до конца своего дежурства, продолжавшегося 15 часов, то есть с 6 часов вечера до 9 часов утра, причем не где-нибудь на морозе на улице, а в довольно холодном, плохо отапливаемом помещении, а на мне был весь этот костюм в полном сборе. У меня с тех пор осталось убеждение, что это мишура, подделка, рассчитанная на простаков.
Нужной вещью, завозимой в очень малом количестве, были робы — спецодежда, состоявшая из курток и брюк со множеством карманов, которых насчитывалось 18 штук в каждом костюме. Они были сшит из не особенно добротной ткани, напоминающей нетолстый брезент и выкрашенной в темно-синий цвет. (Речь идет о джинсовой ткани, которая, в частности, поставлялась и на швейные фабрики Дальстроя, из нее шили спецодежду и верхнюю часть специальных валенок.) Сшиты они были почему-то белыми или красными нитками, но очень добросовестно, в три шва, идущих параллельно. Карманы были накладные и внутренние в брюках, сшиты из мягкой, белой, но очень прочной ткани. В них свободно можно было носить камни, и они от этого совсем не портились, а оставались целыми, даже когда уже изнашивались до дыр и брюки, и куртка.
Сделана эта спецодежда была исключительно хорошо, и с ней ни в какое сравнение не шла наша брезентовая, из грубого, стоящего коробом материала с тремя накладными карманами — двумя на куртке и одним на брюках. Прямому своему назначению эти карманы служить не могли, и для чего они делались, было непонятно.
Невольное сравнение нашей и американской спецодежды вызывало чувство глубокой досады — недоумения и возмущения. В самом деле: почему в нашей стране издавна и неизменно шьют такую отвратительную спецодежду — одежду для рабочего, в которой он проводит почти четвертую часть своей жизни, одежду неудобную, скверную, которую даже сравнить не с чем, тогда как американские капиталисты-собаки выпускают не для таких же рабочих, как у нас, а для эксплуатируемых и всячески угнетаемых и обездоленных, такую превосходную рабочую одежду, которую не зря мы очень полюбили. К сожалению, этих вещей завозили очень мало. Я за все время получил (за деньги, конечно) только один раз куртку и брюки.
Остается назвать еще кожаные солдатские ботинки на двойной кожаной подошве, резиновые сапоги и, наконец, резиновые галоши огромных размеров. Завозилась еще подошвенная кожа, довольно плохая, хлопчатобумажная ткань, ходившая у нас под названием «хаки» из-за ее цвета…
Были еще инструменты: пилы, топоры, лопаты. Из них заслуживали внимания превосходные лопаты, напоминающие известные в горном деле так называемые гамбургские, подборочные и в то же время пригодные для земляных работ, как штыковые, скажем, для рытья канав и выкапывания грядок.
Хорошими были и пилы для распиливания дров одним человеком. Топоры были хуже русских.
Из книги Виктора Володина «Неоконченный маршрут»