История имеет свойство некоторые страницы перелистывать очень быстро. Так быстро, что они не запоминаются даже тем, кто их писал. Существует такой странный промежуток и в официальной истории Колымы. Принято считать, что сразу вслед за установлением Советской власти на Северо-Востоке и открытием месторождений золота организовался трест Дальстрой, на два десятилетия с лишком определивший жизненный уклад колымчан. Дальстрой был весьма специфической производственно-территориальной единицей, где все сферы деятельности жестко контролировались органами госбезопасности, без внешнего прикрытия в виде территориальных Советов. Аналогов в отечественной истории трест не имеет.
Однако в истории советской Колымы существовал промежуток, когда, казалось бы, здесь начала формироваться внешне демократическая власть, по форме ничем не отличимая от той, что существовала в других регионах страны. 10 декабря 1930 года постановлением «Об организации национальных округов и национальных районов» ВЦИК РСФСР декларировал создание Охотско-Эвенского национального округа. В июле 1931 года к работе приступил оргкомитет (председатель — А. Зеленский, зампредседателя — Н. Францевич), который, в том числе, готовил учредительный Первый съезд Советов нового административно-территориального образования.
Охотско-Эвенский национальный округ вобрал в себя всю нынешнюю территорию Магаданской области плюс Аяно-Майский и Охотский районы современного Хабаровского края. Охотско-Эвенский округ сформировали в точном соответствии с ленинской национальной политикой одновременно с двумя соседними — Чукотским и Корякским. Но если соседи наши известны любому школьнику, то о национальном образовании на Колыме нечувствительно забыли. И на то есть веские причины.
Ленинские принципы национальной политики сводились к тому, чтобы обеспечить государственностью (на практике получилось — лишь ее видимостью) все мало-мальски значительные народы бывшей Российской Империи. Даже те, которые о самом понятии «государство» никогда не знали. Это относится к эвенам, орочам и юкагирам, составлявшим основное население создаваемого Охотско-Эвенского округа.
До сих пор невыясненным остается глобальный вопрос — почему Сталин, изначально имевший совершенно другую точку зрения на национально-территориальные образования в составе единого государства, окончательно взяв власть, не изменил ни границ, ни декларированных широких полномочий национальных республик, областей, округов? То есть, в частностях, как в случае с Охотско-Эвенским округом или, скажем, Чечено-Ингушской АССР, подобное имело место, но в целом ленинский федерализм унитарист Сталин не отменил. В итоге, когда «национальная бомба» рванула, Советский Союз распался на суверенные республики, а Россия едва не рассыпалась на ряд субъектов, в том числе, имеющих нерусский национальный базис. Очевидно, Сталин и предполагать не мог, что когда-нибудь все эти АО и АССР потребуют не бумажного, а реального суверенитета.
Интересно, что на Севере большевики, ничуть не сомневаясь, пошли против основ марксистского понимания истории. Оно, как известно, трактует развитие общества в виде череды сменяющихся формаций — от первобытной через феодализм и капитализм к социалистической. Аборигены Северо-Востока находились именно на уровне первобытного общинного строя. Между тем, как отражено в местной печати тех лет, среди них нашли «кулаков», «бедняков» и «середняков» (а эти термины применимы только к капиталистическому сельскому хозяйству, да и то с натяжкой). К «кулакам», очевидно, относились эвенские и орочские семьи, имевшие наибольшее количество оленей. Естественно, их отнесли в разряд врагов Советской власти. Впрочем, тема «раскулачивания» аборигенов Севера очень обширна, и ждет отдельных исследований. Продолжим разговор о забытом округе.
На роль столицы нового национального образования претендовал, прежде всего, Охотск — старейший русский порт на одноименном море. Однако параллельно с развертыванием структур Охотско-Эвенско- го округа происходили другие события, определившие другой административный центр — поселок Нагаево. 16-й съезд ВКП(б) в 1930 году признал необходимость скорейшего развития районов Восточной Сибири и Колымы. Труды С. Обручева и Ю. Билибина позволяли надеяться на фантастическое богатство недр в этих краях. Однако вставал вопрос — каким путем вести их разработку? Широко распространенный в других странах, зарекомендовавший себя в Канаде и на Аляске способ опоры на частную инициативу в социалистическом государстве отпадал.
Привлечение добровольцев требовало развития инфраструктуры — даже фанатичный строитель коммунизма недолго бы просуществовал в наших условиях без какого-либо жилья, налаженного снабжения, дорог, очагов соцкультбыта. Экономически выгодным представлялся уже опробованный в СССР в меньших масштабах способ — бросить на добычу золота и строительство инфраструктуры заключенных. В этом случае можно было реально снизить себестоимость того базиса, на котором в дальнейшем строить народное хозяйство Северо-Востока. Это и привело к появлению Дальстроя, «монстра», за четыре года сожравшего не успевший народиться национальный округ.
13 ноября 1931 года Совет труда и обороны принял решение об организации треста. 4 февраля 1932 года с парохода, бросившего якорь в бухте Нагаева, сошел Э. Берзин — директор треста. Летом в бухту стали прибывать заключённые — развёртывался Севвостлаг, структура, ставшая впоследствии очень мощной. Здесь, на берегах удобной бухты, и предстояло создать перевалочную базу для освоения золотоносных районов центральной Колымы.
Но и тогда судьба столицы Колымы еще не определилась. Существует приказ Берзина об организации экспедиции для поиска места под административный центр. Его собирались строить поближе к приискам — в треугольнике между реками Колыма-Дебин-Оротукан. Экспедиция из строителей и геологов за полтора месяца нашла несколько мест для строительства города. Но принятие окончательного решения затянулось (по всей видимости, по причине традиционных бюрократических процедур), а между тем поселок Нагаево, постоянно принимавший зэков и грузы, разросся и стал рассматриваться уже как естественный центр округа.
В августе 1932 года подготовка к первой окружной партконференции и первому съезду Советов Охотско-Эвенского округа вступила в завершающую фазу. К этому времени уже начала выходить газета «Орочело-эвенская правда». (Заголовки тех лет: «За индустриализацию и коллективизацию округа на основе ленинской национальной политики», «<У порога великих работ», «Лицом к тайге»). Съезд Советов должен был избрать окружной исполком. А этот орган имел полное право контролировать развитие народного хозяйства на территории. Вот почему руководство Дальстроя постаралось предпринять упреждающие шаги. Подковёрная борьба чиновников разных ведомств на Колыме принимала, порой, причудливые формы. Так, оргкомитет Охотско-Эвенского округа «съел» нагаевскую культбазу (с которой, собственно, в 1928-1929 гг. начался город Магадан). На том основании, что культбаза обслуживает вовсе не эвенов, как записано в её учредительных документах, а переселенцев с материка!
К Э. Берзину отношение сейчас неоднозначное. Однако стоит признать, что этот человек прекрасно разбирался в хитросплетениях советского административного аппарата и верил в примат ОГПУ над прочими государственными органами. К тому же он имел личные заслуги перед партией, а непосредственно перед назначением директором Дальстроя успешно организовал строительство Вишерского целлюлозно-бумажного комбината руками зэков. Всё это позволило ему одержать конечную победу в той бюрократической борьбе, что шла на берегах бухты Нагаева.
В октябре 1932 года I окружной съезд Советов избрал Охотско-Эвенский окружком в составе 25 человек. Но тут же, 26 октября 1932 года, последовало постановление ЦК ВКП(б) об особых полномочиях Дальстроя на территории Ольского (тогда туда входила и земля Хасынского), Сеймчанского и Гижигинского (ныне Северо-Эвенского) районов. На этой территории резко ограничивалась в правах власть местных Советов, а все партийные организации подчинялись тресту.
25 ноября президиум Охотско-Эвенского окружного исполкома сворачивает все свои учреждения в бухте Нагаева, планируя перевести их в Охотск. Но в Москве решили по-другому. Остатки Охотско-Эвенского национального округа получили новый административный центр — поселок Аян. И тогда, и сейчас этот населенный пункт имел небольшое значение для региональной экономики. В нем начинался тракт от побережья Охотского моря к Якутску, но с открытием порта в бухте Нагаева этот транспортный коридор утратил смысл. Лишенные основных земель, которые стоило осваивать, остатки национального округа вскоре потеряли самостоятельное значение и вошли в состав Хабаровского края отдельными районами — сейчас это Аяно-Майский и Охотский.
Исключительные полномочия, которые получил директор Дальстроя, передавались ему с единственной целью — обеспечить приток золота, необходимый стране для индустриализации. Сталин счел такую форму решения этой задачи наиболее рациональной и оберегал ее от всех попыток внесения корректив. Так, 14 июля 1939 года указом Президиума Верховного Совета РСФСР в составе Хабаровского края образован Колымский округ, а поселок Магадан преобразован в город. Однако, уже 31 августа 1939 года после личного вмешательства Иосифа Вессарионовича, другим указом того же органа Колымский округ был ликвидирован и полномочия Дальстроя остались в неприкосновенности.
Об Охотско-Эвенском округе забыли начисто. Что от него осталось? 29 единиц хранения в Государственном архиве Хабаровского края. Подшивки «Орочело- Эвенской правды». Однако, учитывая события последнего десятилетия 20 века, поневоле задумаешься — а стоит ли сожалеть об утраченном национальном округе? После преодоления последствий «парада суверенитетов», вполне вероятно, его ждала бы судьба некоторых малых национальных образований, директивным способом присоединенным к более развитым в экономическом плане субъектам…
Автор: Засухин Павел Александрович