Колымская рапсодия. Глава 24

Серый промозглый рассвет, нехотя уступал место начинавшемуся дню. И как не сопротивлялся туман, цепляясь клочьями своих рукавов за дома и сопки, выглянувшее светило быстро заставило его убраться восвояси – к вершине знаменитой горы Морджот, верхушка которой была почти всё время окутанной облаками, может быть поэтому, именовавшаяся местными острословами – Арарат.

Почта открылась почти сразу с приходом ребят. Народу не было никого, а уж тем более к междугороднему телефону, куда они сразу и направились. Но каково было их удивление, когда миловидная женщина, как только они попросили её соединить их с Мальдяком, добродушно рассмеялась:

— А чего это вы, по межгороду звонить собираетесь? Вон на стойке телефон, рядом справочник телефонов. Ищите «Мальдяк», номер конторы набирайте и получайте свою порцию утренних оплеух!

— А с чего вы решили, что нам с утра пораньше оплеухи раздавать будут? Может нас плюшками потчевать будут!

— Ну, с хорошими известиями ни свет, ни заря в контору не звонят! А что, ребята, поломка серьёзная у вас?

— Вы и про поломку знаете? – удивился Михаил,

— Да уж весь Берелёх знает, что к Мирону ночью на ремонт машина с трассы пришла, которая большущие экскаваторы возит!

— Вот это да! Может вы знаете и кто ремонтом заниматься будет?

— Ой, ё – ё-ой! Секрет великий! Кто ж кроме Лымаря и Лепилы? Эта тройка не разлей вода! Павлюк, Лымарь и Лепила.

— А Павлюк, это кто?

— Вы что, не знаете?! Мирон!

— Неудобно, конечно, но мы и правда фамилию дядьки Мирона не знали.

Пока Михаил любезничал с работницами почты, Валерий уже накручивал диск телефонного аппарата. Связавшись с коммутатором, попросил соединить его с конторой прииска и вот уже через несколько мгновений в маленьком помещении почты, стало тесно от сочного и густого баса Цыганкова:

— Вы чего там вытворяете, умельцы? Весь прииск, сутки уже на ушах стоит! То вы с дороги слетели, то оказывается не слетели, а только трал перевернули! Я уже собрался к вам ехать, тут Юлька приезжает, говорит, что всё в норме, но вы мотор загубили! Прямо всё как в той песне — про прекрасную маркизу!

Я ещё с вечера, несколько раз на Широкий звонил, – те успокоили, что все в порядке, но интересуются: — «Где вы этих камикадзев на работу набрали!» Главного механика, доктора только к утру в чувство привели. Крановщик вообще хотел было заявление об увольнении подавать, тоже слабонервный оказался! Что вы там за цирковое представление устроили? Что с машиной? Мне через десять минут в Магадан, в Объединение звонить надо. Чего говорить? Будет трал или не будет? Техпомощь стоит, ждёт команды в гараже на Широком. Никто ничего не знает! Из вашей записки я только и понял, что вы с утра всё объясните! Я слушаю!

Подошедший Михаил взял трубку у ошеломленного монологом Цыганкова, Валерия:

— Доброе утро, Иван Евтеевич.

— А, это ты, душа перелётная! Давай, излагай вслух, чего ты мне на бумажке наковырял!

— Хорошо, объясняю вкраце: экскаватор мы доставили по назначению и в срок. С разгрузкой были проблемы из-за неподготовленного съезда на полигон. Пришлось рискнуть, но всё обошлось нормально. А вот с двигателем начались проблемы. Пропала тяга. Мы решили, чтобы не терять время, сразу ехать в Берелёх, ремонтироваться. Через три дня нас в порту Магадана ожидает ещё один экскаватор. До холодов надо перевести ещё два. Это я повторяю слова Чистякова. Знаете такого?

Трубка телефона возмущённо поперхнулась и разразилась таким отборным матом, что женщины стыдливо захихикали, пряча от ребят смешливые глаза. Михаил терпеливо выждал и продолжил:

— С мотором разобрались, на двух цилиндрах, оборваны гильзы. Сейчас уже мотористы приступают к работе. Обещали к вечеру закончить.

— Михаил, ты где так рапортовать научился? У вас в зоне что, курс молодого политрука преподавали? Или это у тебя врождённое? Ладно, отставить шутки. Кто мотор делает?

— Пока двое – Лымарь и Лепила. Настоящих имён не знаю, Мирон Свиридович говорил, да я не запомнил. Сейчас вот с вами разговор закончим и тоже пойдём помогать.

— Да оно тебе и не надо, имён ихних запоминать, спокойней спать будешь. Ты как, уже с ними пообщался?

— Да было немного.

— И ещё живой? Постарели они, что ли? Шучу, шучу! Слушай сюда: спецы они отменные, я их знаю, но головорезы ещё те! Даже дыши возле них осторожно, я сейчас проведу планёрку и приеду! Валерию скажи, чтобы тоже особо возле них не суетился, на подхвате будьте. Ты то парень из бывших, а комсомольца жалко. Может ляпнуть что нибудь не подумав!

— Да не волнуйтесь, всё нормально будет!

— Ладно, ладно, храбрецы. Работайте. Я скоро буду. Тут тебе опять какая то депеша пришла. Я на почте распорядился, Михальцов получит, а я ехать буду – прихвачу. Что то из дома, письмо от матери что ли. Чтобы ты не дёргался, решили тебе доставить. Всё, бывайте.

Положив трубку, Михаил ещё несколько секунд стоял в растерянности. Подошёл поближе Валерий:

— Случилось что? Чегой то ты замер, как перед прыжком в холодную воду!

-А?… Да не…Нормально. Цыганков скоро сам будет. Так сказать, решил сам держать руку на пульсе.

— Ну и хорошо. Озабоченный ты какой то после разговора.

— Да письмо вот из дома пришло. Хорошее или плохое?

— Перестань, было бы плохо – дали телеграмму. Примета народная. Пошли что ли?

— Пошли конечно. В магазин, и к машине.

Поблагодарив приветливых и всезнающих женщин, ребята быстро пошли на выход, но вспомнив приостановились:

— Девушки, а скажите, магазин у вас в какой стороне?

— Недалеко. Как к дому Мирона пойдёте, так справа и увидите.

— Спасибо, чтоб мы без вас делали!

— Да пожалуйста, заходите, ежели чего.

Набрав в магазине продуктов, из расчёта человек на пять плотно поесть, взяли и спирта, чтобы не менее плотно было выпить трудящимся. Сложив всё, в заранее приготовленный рюкзачишко, Михаил с Валерием поспешили к своему Росинанту. Уже издалека было видно нешуточное движение вокруг машины. Неподалеку дымился небольшой костерок, возле которого полукругом на корточках, в позах, которые знающий человек, никогда ни с какой не спутает, приютилось пару человек. Ещё несколько теней, слонялись вокруг. Капот машины был поднят, из отсека для двигателя виднелся только тощий зад, в штанах неопределённого цвета. А из-под машины, торчали такие же тощие ноги. Двигатель был уже полностью разобран, запчасти в аккуратных стопках лежали на разостланных вокруг, чистых картонках.

Едва завидев приближавшихся водителей, и работающие, и сочувствующие, выжидающе замерли в напряжённых позах.

— Ну што вы, граждане шоферюги? За смертью вас посылать! Принесли двигатель прогресса?

Выставив принесённое на импровизированный стол – расстеленную прямо на землю плащ – палатку, заглянули в двигатель. Всё уже было разобрано, масло слито, осталось только выбить поломанные гильзы. Спрыгнув с автомобиля, вытирая руки, Лепила с интересом посмотрел на подошедших:

— В лучах рассветных обещаньем дня,
И на востоке, небо золотилось.
Полночный страх отпрянул от меня,
Слепой души коснулось утешенье!

Из под машины, по – пластунски, быстрой ящерицей выскользнул второй слесарь:

— Чего – чего ты сказал? – обратился он к Лепиле,

— Край неба, говорю, осветился в этот час,
Природу призывая к пробужденью,
И солнце засверкало в голубом….

— Братан, у тебя от радости, что хавчик пришёл, крышу снесло? –перебил его сидевший на корточках возле костра один из «гостей».

— Вот видите, с кем приходится работать? – театральным жестом развёл руками Лепила, обращаясь к Михаилу с Валерием,

— Ну никой поэзии в душе! А вы, молодые люди, Данте уважаете?

Михаил когда то слышал это имя, но вот так, на скорую руку, ни за что не мог бы вспомнить, кто это. Нашёлся Валерий:

— Не настолько, чтобы читать его вирши по памяти, конечно, но слышать то — определённо слышали!

— О, времена, о нравы! – также театрально воскликнул Лепила.

— Да, братан, похоже ты и впрямь перестоял вниз головой! – засмеялся Лымарь, который вылез из под машины и уже примеривался с бутылке со спиртом.

— Подожди, подожди, брателла, — заскрипел Лепила, — не гони лошадей! Давай сначала поршня воткнём, а потом и шаркнем по душе! Мы уже и так не слабо на грудь приняли! А то Мирон нам вязы свернёт!

И уже обращаясь к парням, спросил:

— Вы чай принесли?

— Да.

— Чудесно, сейчас чифирку заварим! Жулики, — обратился к сидящим нахлебникам, моторист, — Ну ка, шнуром за посудой!

— У нас есть чайник, — хотел остановить его Михаил.

— Да кто ж чифир в чайнике заваривает?! – удивился тот,

— Как тебя, Альбатрос? А Мирон говорит — сидел!

— Было дело.

— А что ж того не знаешь, что самый знатный чифир, получается из старой консервной банки?

— Брешешь?

— Собака брешет! Зуб даю! Я когда на Контрандье сидел, у нас по лету, частенько сидельцы уходили «на рывок», так их и не искали. Бежать практически некуда, так вот даже вертухаи знали, по тайге неделю – две побегают, чифирку напьются и как миленькие сами на пузе приползут. Им «трёху» накинут и всего делов то! Это я к чему? Сами «бегунцы» признавались, что бегут, потому что в «зоне», все старые консервные банки закончились, которые ржавые! А в тайге после геологов найти ещё можно. Вот они, сердешные, на воле чифирку отопьются, и обратно за колючку, очень говорят жрать хотелось! После чифиря на «хавчик» знатно пробивает!

— Ну ты, Лепила, и загибать горазд! Твоё счастье, что зубов у тебя раз – два и нету, а так — точно бы враскачку по одному, за такой фуфлогон, вырвал бы! – зло процедил один из сидящих на корточках.

— А ты чё, Гнутый, сюда пришёл политинформацию слушать? Так ты адресом ошибся. Тебе в Красный уголок надо, это там тебе парторг фуфель двигать будет, про скорую победу социализма! А зубы, я тебе и сам вытащить могу, да не по одному, а все разом, без наркоза, если так со мной базарить будешь! – угрожающе надвинулся на него моторист,

— Тебя звал кто? Перхоть, пшёл вон отсюда, пока я тебя не Гнутым, а Проткнутым не сделал!

Сидящий медленно выпрямился, ненавидяще смотря прямо в глаза Лепиле. Рука медленно потянулась в карман, как вдруг замерла на пол дороге: в только что пустых руках говорящего, бабочкой запорхала наборная финка.

Валерий, пытаясь сгладить звенящее напряжение, шагнул к стоящим друг против друга оппонентам, как его осадил резкий голос Лымаря:

— Водила! Не мельтеши, а то нарвёшься! Иди, куда шёл! А то наш гнусавый доктор, натура очень впечатлительная – ему что одного, что двоих резать — до одного места! А ты, Гнутый, в натуре, валил бы отсюда, пока ветер без камней! Посидели, выпили, закусили — чего судьбу дрочить? Нарвёшься ведь!

— Ладно, твой верх, доктор. Но за помелом следить надо! В другой раз не посмотрю, что хлеб вместе ломали!

И не поворачивая головы, кинул в сторону:

— Пошли, Нарт!

От костра нехотя поднялся ещё один из гостей:

— Ну, в натуре, развели бакланство! Хотели ж чифирку хапнуть! Лымарь, я тогда ещё сотку в себя кину, раз такой расклад?

— Да, за ради Бога, Нарт! Тебя никто не ущемляет, раз ведёшь себя правильно.

Быстро подойдя к стоящей полной бутылке, Нарт, неуловимым движением крутанул её вокруг своей оси, вертикально перевернул над стаканом. Бутылка утробно булькнув два раза, наполнила стакан почти до краёв! Не моргнув глазом, виртуоз вылил в себя содержимое, смешно чмокнул, невесть откуда взявшимся в его зубах чинариком, и поспешил за уходящим, на ходу сняв шапку, изобразив нечто похожее то ли на поклон, то ли на реверанс.

— Что ты нервный такой, братан? – обращаясь к доктору, спросил Лымарь.

— Завянь. Мне он, как туз червоный. Не в масть! Альбатрос, банку нашёл? Давай заварим, а то скоро Мирон подтянется, тогда не до чифиря будет! Что, нету старой банки? Да ладно, вари в кружке. Кружка то есть?

Быстро соорудив из камней подобие постамента, кинув на них две металлические монтировки, Михаил взяв кружку с водой, поставил её над огнём. Буквально через пару минут, показался парок над кружкой. Взяв пачку чёрного чая, Михаил, насыпал одну треть пачки в кружку. Внимательно следивший за процедурой, младший научный сотрудник, заметив, что Михаил приготовился взять ложку, чтобы размешать чай, быстрым движением перехватил его руку с остатками чая и решительным движением досыпал в дымящуюся посудину ещё четверть содержимого пачки!

— Ну что вы, старина! Девочек среди нас нет! Напиток должен быть настоящим! Компенсируем отсутствие ржавчины крепостью!

Валерий с Михаилом конечно не раз и видели, и пробовали колымский чифир, но такую пропорцию встречали впервые. Дождавшись, пока чай основательно закипит, Лепила, сняв его с огня, накрыл золотистой фольгой, оторванной от пачки, и поставил невдалеке от огня, настаиваться. Потирая руки, подтянулся поближе и Лымарь:

— Может отполируемся, док?

— Не надо, приход поймаешь, а нам ещё мотор собирать.

— Просветите, каторжане, — попросил Михаил, — о чём речь?

— Да, малец, зелен ты, как я погляжу. Ты в какой масти откинулся?

— Не было у меня никакой масти, сам по себе.

— Пахал?

— Как все.

— Не блатовал? Фраер значит, из «мужиков»!

— Почему из «мужиков»?

— Работал?

— Конечно, по «УДО» вышел.

— Ну вот, значит из мужиков, но зашёл то в «зону» фраером? Не перекрашивали тебя?

— Вот чего не было, так это точно. Пробовали.

— …..и?

— Пробовалка сломалась. Так поначалу и звали «Ломом подпоясанный»!

— Наш человек. Лымарь, слыхал? Прибацанный! Трюмиловку проходил! А где говоришь, чалился?

— Да я ещё и не говорил.

— Ну так скажешь…должны же мы знать, с кем за стол садимся.

— В Монголии.

— Ты смотри, заграница! Ты что шпиён? Или политический?

— Нет. 206, часть вторая.

— Ясно, чистый бакланюга.

Лымарь тем временем приподняв золотистую бумажку потянул носом:

— Хорош трындеть, чай стынет. Может грамм по сто примем спиритуса? Зело кайфово накроет!

— Не, братушка, давай глотай голяком, потом отвяжемся. Дел ещё много, щас уже Мирон пришкандыбает. У него нюх, как у гончей. Как только кайфом запахнет – он тут как тут! Кайфоломщик! Одно слово – бендера!

Кружка пошла по рукам. Мотористы сделав по паре глотков, передали кружку Михаилу. Осторожно, боясь обжечься, он потянул в себя духмяный, чёрный как дёготь, напиток. Нёбо почти сразу стало деревянным, язык ошершавил, вниз по пищеводу покатилась горячая волна, которая достигнув нужного места хлынула обратно, но уже по венам и кровотокам, наполняя тело необычайной лёгкостью!

Крякнув, Михаил передал кружку Валерию, с интересом наблюдая, как его напарник управится с напитком. Но его опасения были напрасны, работая в столярке, он частенько видел, а потом и пробовал несколько раз. Особого удовольствия не получил, но и отвращения не было. Сделав пару глотков, не поморщившись, отдал кружку обратно в начало круга. Добивали кружку мотористы уже вдвоём, Михаил тоже отказался от повторного причащения.

Ребята начали готовить обед. Разожгли примус, открыли несколько банок с тушёнкой, крупно нарезали хлеб. Лымарь и Лепила сидя на корточках, возле затухающего костерка, о чём-то тихо говорили меж собой. Вместе с кружкой, у них по кругу ходил и чинарик папиросный, который также по очереди передавался друг другу. Видя, что один из напарников начинает клевать носом, не слыша своего друга, Михаил подошёл поближе и позвал обоих подкрепиться. Подняв на него осоловелые глаза, Лепила, вяло улыбнувшись, показав редкие зубы бормотнул:

— Щас, бродяга, щас, децл кумар сойдёт…. вставило чегой то… знатный у тебя агитатор…мне как то Эдик Рознер на трубе своей выдувал, тоже…приход поймал…вот путёвый бродяга был…на волю ушёл…на минус сорока в трубу свою дул, губы с мясом отрывал от дуделки своей…сколько душ бродяжьих через ту трубу спас. Рознер…суки…хотели ему руки отрубить…

Голос его становился всё тише. Лымарь сначала с интересом прислушивался к бормотанию друга, а потом и сам задремал, присев прямо на землю, оперевшись спиной об переднее колесо Краза, вытянув вперёд ноги. Голова его свесилась на грудь, но окурок упрямо прилепившись к верхней губе, не желал падать.

Михаил хотел позвать друзей за стол, но Валерий молча коснулся его руки, покачав головой.

Ребята чтобы не терять время, быстро разогрели себе по банке тушёнки на паяльной лампе. Пока вымакивали хлебом остатки мяса, подоспел чай, заваренный не таким варварским способом, а оттого пахнущий свежим озоном, с островов Индийского океана.

— Да, это вы неплохо пристроились! – внезапно раздался голос Мирона Свиридовича, — начальство рысаком по лабазам дефицитные железяки добывает, а они чаи кушают! Нормально! А эти два засоса где? Лымарь! Вы что, офанарели? Вот, торчки конченые! Хоть бы в кабину заползли! Народ же ходит, морды ваши бесстыжие!

С трудом сбросив огромный мешок с плеч, отдавшийся в ответ глухим металлическим звуком, присев, Мирон начал доставать оттуда, как из волшебной торбы, дефицитнейшие запчасти, за которые большинство из колымских снабженцев, если уж не душу, то не один литр спирта, выставили бы не задумываясь!

— Чего ты орёшь, в натуре, как слон? Мы своё сделали, тебя с овчарками искать, а у нас сон – тренаж! Как в пионэрлагере – тихий час, так что жало прикуси! Орёт он… Кайфоломщик, одно слово! Лекарь наш, как знал, что припрёшься — орать будешь! Приволок чермет? – словно и не спав, спросил Лымарь, — Я когда подыхать буду, попрошу, чтобы тебя гонцом за костлявой отправили!

— Да на вас не орать, а по башке дать надо! Чего расселись? Всё сделали? Зенки не пучь! Ну, ладно – молодцы, молодцы. Это я для профилактики.

От крика, возни и Лепила открыл глаза, тягуче подтянул слюну:

— О, герр, припёрся! Железо принёс? Щас, соберём мы вашу рухлядь…Ох, какой мне сон снился! Какая прелесть. Был я в саду, в райских кущах…Ангелы летают, святые голяком ходят. Красиво…как…в приёмной… на Литейном.

— Братан, а кого видел? Картавый там? Или Мундеевич?

— Чего несёшь, я ж сказал в Райский кущах был! А ты про Греховный лес Девятого круга меня спрашиваешь! Даже за то, что я трём сукам кишки выпустил, меня дальше приёмной не пошлют!

-Давай, подгребай поближе к продуктам. Пацаны вон тушёнки разогрели. Щас червячка заморим, да надо собрать агрегат.

— Как два пальца об асфальт! Мы ж с брателлой за любой хипеж, кроме голодовки! И впрямь, чегой то на хавчик потянуло.

Мирон рассмеялся:

— Док, ты сегодня с перевыполнением идёшь! Время к обеду, а ты ещё не отъехал ни разу!

— Да с такими волками позорными, попробуй отъедь, так и норовят пайку стырить, глаз да глаз нужен, вот я и бдю!

— Ну да, — хохотнул Лымарь, — а райские кущи, мне приснились!

— То не сон, придурок, то вещее видение! Лыбу он давит…

— Ладно, не выступай, доцент, подсаживайся, пацаны вон сколь продуктов припёрли, ещё пару моторов перебрать можно! – Мирон сноровисто поставил перед каждым по банке тушёнки, разогретой ребятами, пока работяги огрызались друг с другом.

— Фельдфебель, может смочим агитатору бока? – спросил уже малость оклемавшийся младший научный сотрудник,

— Да вы и так уже приговорили с килограмм!

— А что, дело не сделали?

— Да без базара. Когда всё путём, я ж не против.
За столом сразу прошла волна воодушевления, брякнули кружки, звенькнуло стекло.

— Бугор, а тебе плеснуть?

— Попутал, малохольный, я ж на службе!

— Ну водилам мы не предлагаем, хотя для порядка следовало бы…

Михаил с Валерием допивали чай, сидя на подножке машины. Мирон, тоже проголодавшийся, быстро орудовал ложкой и куском хлеба, подчищая насухо уже почти пустую банку. Его порция чая в металлической кружке, дожидалась своего времени заботливо приготовленная и накрытая кусочком золочёной фольги. Спирт и сытная еда, вдохнули новую порцию жизни в уже казалось бы обессилевших слесарей.

Шутки стали веселей, даже смех — больше похожий на удушливый кашель, начал витать над импровизированной автостоянкой. Народ, проходящий мимо, казалось и не удивлялся особо, вольготно расположившейся посреди посёлка, ремонтной бригаде. Из десятка прохожих не нашлось ни одного, который бы не поздоровался с тем или иным находящихся возле машины. Едва успев попить чаю, Мирон подхватился снова бежать по своим делам, отведя в сторонку Лепилу, и о чём-то с ним поговорив. Не скрылось от взора ребят, что хоть и близки старые друзья, но побаивался младший научный сотрудник, своего соседа по бараку. Несколько раз взмахнув рукой, Мирон очевидно что-то показал, своему корешку, потом поманил пальцем Лымаря и уже двоим, что-то доходчиво объяснял, изредка делая страшные глаза и переходя на свистящий шёпот, видимо чтобы не пугать местное население своим красноречием. Время от времени, слышались конечно обрывки фраз, больше походящих на отзвуки игры в испорченный телефон:

— ….ядь, а потом….и …здец, понял?….уй..оторву! Дошло? Оторву …уям и вообще!

— Да ладно тебе стращать, фельдфебель! – уже в полный голос, не выдержав натиска, взвыли работяги, — Поняли всё. Что ты, в натуре, за лохов нас держишь? Три часа — и только пыль тебе будет напоминать о существовании этих орлов!

Ну, три не три, а только — только небесное светило собралось покинуть эту гостеприимную землю, машина была собрана, опробована и готова в путь. Задержка получилась оттого, что Лепила, отчего то желая сделать добро понравившимся шоферам, решил немножко усовершенствовать старый мотор. И буквально напильником почти час шлифовал перепускные окна для подачи топлива в двигателе. Лымарь уже даже хотел врезать ему по бокам, оттого что время неумолимо клонилось к вечеру, а работа ещё не была закончена. И уже под самый занавес, появился брезентовый «Газон», привезший, пообещавшего быть Цыганкова.

Ну и конечно же Юлька, которая на правах экскурсовода на ходу, объясняла главному инженеру то ли международное положение, то ли обстановку дел на фронтах битвы за золотой урожай Колымы! Отмахиваясь от неё как от назойливой мухи, Цыганков быстрым шагом подошёл к ребятам, которые стоя с обоих сторон Краза, подвали ключи и детали, работавшим почти не разгибаясь слесарям.

Начальство есть начальство, поэтому процесс ненадолго приостановили, чтобы поздороваться с приехавшими. Заодно и письмо своё получил Михаил. Как и взаправду оказалось, Лымарь и Лепила, давно были знакомы Ивану Евтеевичу. Целоваться конечно не кинулись, но рукопожатие было вполне дружеским, тем более что начальство достало из кармана пачку «Казбека», которую тут же опустошили:

— Вы ещё живы, бродяги? Ершов, здоровье как?

— Да что с нами будет, гражданин начальник? Не жизнь, а малина! С голоду не пухнем. Видал вон — корешок мой, работёнку подкидывает. Намекнул, что, дескать, Евтеич не обидит, государственному делу помочь требуется. А ты то как, всё в трудах, всё в заботах…? На «материк» ещё не свалил? И тебе Колыма дом родной стала? – заскрипел ножом по железу Лепила.

— Дел ещё много, вот подраскидаю маленько, можно и на «материк». А ты, Круглов, не засиделся на воле? Слыхал я краем уха, блатуешь? На «гоп – стопе» недавно взяли? — обратился Цыганков к Лымарю.

— Да ты что, командир? Кто тебе такую шнягу прогнал? Чист перед законом, как прокурорская совесть!

— Вот и я про что! И всё ещё на свободе!

— Обижаешь, начальник…

— Тебя?! Ты что, в обиженные подался? А я руку тебе протянул! Выходит я зашкварился?! – то ли в шутку, то ли в серьёз в нос, растягивая слова, подражая блатной «фене», произнёс Цыганков.

Бульканье и скрип, и хрип обозначили нешуточное веселье — Лепила от души хохотал, а Лымарь растерянно моргал глазами, думая разозлиться ему или не стоит. Шутка была на грани фола, но самое главное знать: как, когда и с кем пошутить. Все прекрасно поняли друг друга, поэтому и шутка имела успех.

Михаил, как получил заветное письмо, сразу отошёл в сторонку и развернул конверт. С первых слов в голове пошёл туман, ноги сами собой дали слабину, пришлось присесть на подвернувшийся ящик. Промелькнула мысль: — Не везёт в последнее время с личной жизнью…

Мать писала, что жена его, вышла замуж и уехала в Ленинград. Всё ждала, ждала, что он приедет или напишет, но попался хороший человек, из военных, вот она и согласилась. Сына то растить надо, а в ихнем городке на зарплату кондуктора, которым она работала в автобусном парке, далеко не уедешь! Сын прибаливать начал, вот врачи вроде и посоветовали сменить климат. Ну а дальше шли приветы и поклоны от многочисленной родни, друзей и знакомых. Видимо лицо у него стало чересчур перекошенным от неожиданных вестей. Первой это заметила Юлька. Тихо подойдя сбоку, и взяв за руку, спросила:

— Плохо?

Михаил молча протянул письмо. Внимательно прочитав, девушка сложила письмо ему в карман:

— Чудак человек! Все живы здоровы – это самое главное! А что жена ушла к другому, так это и неизвестно ещё, кому повезло больше!

Вспыхнув до корней волос, Михаил чуть не сказал грубость в её адрес, но вовремя одумался, девушка то здесь при каких делах?!

Неприязненно посмотрев на неё, Михаил отстранил руку и встав, пошёл к товарищам. И не видел, что у Юльки мгновенно глаза наполнились до краёв влагой, губы стали ярко красного цвета, пальцы на руках начали заметно подрагивать, и чтобы не расплескать синие озёра солёной водички, девушка пошла к своей машине, невидяще подгребая ногами придорожную пыль. Сев в машину и не закрывая двери, прерывающимся от обиды голосом крикнула:

— Иван Евтеич! Нам ещё в два места заехать надо, сами ж говорили!

Цыганков недоумённо поднял глаза на Михаила:

— Михаил, произошло что? Так она к тебе рвалась, а тут…Объяснишь?

— Конечно! Вот с рейса домой вернёмся, непременно объясню, Иван Евтеевич. А пока, я и сам ещё все не осмыслил.

— Ну гляди. Мне и вправду пора уже. Мирона вот хотел дождаться, но видно не судьба, ладно…не последний раз в Сусумане.

— Прощевайте, каторжане. Свидимся.

— Бывай здоров, начальник, не волнуйся, сделаем мы вашу лайбу в лучшем виде!

— Да я и не волнуюсь особо. Мирон абы кому не поручит. Да и вас не первый день знаю, хотелось бы верить, что и не в последний!

— Что вот вы за народ такой, начальство! Чуть что – сразу угрожать! Ты ещё скажи, что на дне моря найдёшь…

— Лепила, ты чего пургу метёшь? Вот язык без костей!

— Вот, вот… Как он шутит – так всё в ёлочку, а как другие – сразу шерсть дыбом! Шутю я, шутю…

— Ну гляди…Михаил, Валерий…постарайтесь отзваниваться с каждой дистанции, когда обратно идти будете. Сейчас скажу, техпомощь сразу и пойдёт на Магадан. Что нибудь ещё? Нет? Ну тогда, до встречи!

Цыганков погрузился в явно на пару размеров маловатый ему «Газ -69», и сразу «завжикал» стартер. Заскрипев передачей, легковушка резво помчалась по улице, распугивая немногочисленных собак, которые ближе к вечеру, всегда выходят на свободную охоту. Собравшись в небольшие стайки, они уходили в отвалы, которых множество было вокруг города, и начинали охоту на тундровую живность, основу которых составляли суслики, бурундуки и просто полевые мыши.

— Ну что, бродяги, ещё рывок?

— Эх раз, ещё раз, ещё много- много раз!

— Лучше сорок раз по разу, чем ни разу в сорок раз!

Ещё засветло завели отремонтированный мотор. Сидя на крыле, младший научный сотрудник придирчиво, до звона в ушах, слушал дело рук своих, пока уж Лымарь не стащил его, как с насеста. Подошедший к тому времени Мирон, тоже остался доволен звуком мотора. А уж на прощанье, Миклован Иванович Ершов, взяв Михаила за пуговицу спецовки, настоятельно и проникновенно посоветовал, не лезть своими ручонками туда, куда собака свой…хвост не суёт, и тогда с мотором всегда порядок будет! И уж если возникнут какие вопросы, то «пацаны пусть берут литровку — другую «огненной воды», и им всегда будут рады в городе – герое Берелёхе!»