Татьяна Волкова. Детство на Рудном

Рудный был одним из поселков Тенькинской ГРП. Я приехала туда вместе с родителями  в 1967 году (мне было 9-10 лет), а уехала 1970 году. Отец — москвич, приехал на север и работал по договору. Почему именно Рудный, я не знаю.

В поселке в основном жили шахтеры, были и старатели. Были семейные пары, были холостяки. Поселок был небольшой, жителей 150-200.

Поселок располагался в распадке, вдоль поселка ровно по середине протекал ручей. Поселок, действительно, делился на верхний и нижний, просто, чисто географически, весь поселок не разместился бы на одной площадке.

Когда я жила там, в это время Рудный строился, приезжали люди, приезжали семьи с детьми. Холостяки, старатели, в основном, жили на нижнем поселке в вагончиках. Там же на нижнем поселке была баня. В основном жилые строения в посёлке — это вагончики и дома на несколько семей, но не барачного типа. Отопление печное, вода привозная из реки Обо.

Контора, магазин, пекарня, клуб, медпункт — были на верхнем поселке.

Ещё в поселке был гараж и мех.цех, я еще тогда думала, что мех.цех — это от слова мех, тогда почему он больше похож на мастерскую…

Детского сада в посёлке не было, сама сейчас задумываюсь с кем были малыши… Видимо с мамами на работе или гуляли самостоятельно, под присмотром, ведь моей младшей сестре было 3-4 года и мама работала.

В 1968 году, через год после моего приезда в поселке прибавилось жителей, стало больше детей и дошкольников, и детей старшего возраста.

Школы не было, в начальную школу мы ходили пешком (6 км. на Обо), учеников тогда было 5-6 человек, иногда удавалось подъехать на попутке. Помню, как мы — дети приходили к директору поселка Журавлеву Вадиму Григорьевичу и «требовали» транспорт в школу. Я была самая старшая, училась в 4 классе.

Помню, как прямо перед моим приездом на Рудный, мой отец с мужчинами убили медведя, который пришел почти в поселок. Трактор ездит, работает, а медведь рядом ходит, ну мужчины бегом за ружьем. Те, кто принимал участие, поделили мясо, тогда я попробовала медвежатину, кстати, мама не отважилась.

Я после этого случая, когда шла в школу на Обо, очень боялась, что повстречаю медведя. Тем более, что по дороге проходила Медвежий распадок, ну и всегда думала — раз он так называется, значит там живут медведи, и этот участок дороги пробегала бегом, к тому же ходила одна. Другие дети учились во вторую смену, иногда я ждала ребят, и назад шли вместе. Пока домой или до школы дойдешь все щеки отморозишь до болячек До сих пор вспоминаю, как захожу домой, а пошевелиться от холода не могу. Мама просто вынимает портфель из рук, раздевает и сажает меня на печку, но это мне казалось ерундой по сравнению со страхом от встречи с медведем.

Средняя школа начиналась с 5 класса, так что в 5 класс я пошла уже на Мой-Уруста, жила в интернате, на выходные нас возили домой.

Культурная жизнь в поселке была, не смотря на отсутствие телевидения. Основой культурной жизни был клуб посёлка — нам регулярно привозили  фильмы и  все жители вечером были в клубе. В праздники обязательно танцы, опять  же все в клубе, жили очень дружно. Мы, дети организовывали, как могли «концерт» для взрослых. Потом к маркшейдеру  посёлка приехала жена — учитель русского-литературы, но так как работы для нее не было, она организовала нас, детей, и проводила замечательные праздники нашими силами — и музыку подбирала, и танцы ставила, и костюмы шила! Замечательная женщина — Нина Пацевич.

Люди были замечательные, никто не закрывал двери на ключ, ходили к друг другу в гости.

Летом часто организовывали поездку за ягодами (голубика), женщины и дети собирают, мужчины на рыбалку. Я помню свой ужас, когда я московская девочка, попала первый раз в такую поездку, папа вручил мне ведро и сказал: «собирай!», а сам пошел рыбу ловить. За ягодой мы ездили на Обо (река).  Мне было стыдно, что я не смогла набрать это ведро ягод, как другие.  Собирала я одна, мама с нами тогда не поехала.

Мой отец был заядлый рыболов и охотник, как, собственно, и многие другие мужчины. Отец работал проходчиком в шахте.

Зимой отец ходил за куропатками, а мы надеялись, чтобы он ничего не принес, так как устали их ощипывать от перьев. если отец приходил с добычей, значит вечером никакой прогулки, но больше всего конечно, доставалось маме.

Помню — тушенку, сгущенку покупали ящиками. Куропатки у нас всегда были, ощипанные тушки лежали на полках рядами в тамбуре (так называли коридор), он был холодным и не отапливался. Брусника там же стояла в бочках из-под сухой картошки, две бочки на зиму набирали. А из голубики варили варенье.

У нас всегда была вяленая рыба (хариус), папа ловил. Иногда уезжал на выходные, на несколько дней — у него было свое место, шалаш, от Ветреного в сторону Усть-Омчуга, то-ли 11, то-ли 16 километр. Привозил много рыбы — хариусов, и налимов. Меня брал несколько раз с собой. Вручал мне ведро: «собирай голубику», а сам шел проверять переметы. Рыбу в основном ловил на переметы, один раз на первый крючок кулик попался, мы его освободили и отпустили — полетел счастливый.

Для женщин работы было мало, выбирать не приходилось. Моя мама сначала работала поваром у старателей, потом, кажется, заправляла шахтерские лампы.

 Я считаю, что самое счастливое детство у меня было на Рудном, три года. С таким теплом вспоминаю!

В 1970 году мы уехали домой в Москву.

Но Колыма просто так не отпускает, и отец решил вернуться. Через год вернулись на Рудный, это был 1971 год. Поселок уже начали расформировывать, многие уехали, дома пустовали и мы пробыв недели две, уехали на Дукат.

На Дукате все только начиналось, в первый год наша семья жила в палатке.

Рудный закрыли, видимо, он свое предназначение выполнил, хотя истинную причину не знаю, может нерентабельно было содержать целый поселок. Опять же, если по правде, то Рудный был скорее не поселком, а партией.