Самойлова Татьяна Моисеевна.
Завтра была война
В мире хозяйничала весна. Не скупясь плеснула на степи зеленым, а город нарядила в пышное бальное платье цветущих садов. В сочетании со светящимися белым стенами опрятных хаток нежный ажур яблоневых и вишневых лепестков придал городу Попасная (Украина, Луганская область) совсем уж торжественный, парадный вид.
12-летняя Таня спешила в школу. Новую, большую, красивую, такую любимую. Идти было недалеко, через двор трехэтажного каменного здания «Дома Советов» — так называли в Попасной административное здание, в котором располагались райком партии, райком комсомола, райисполком, горсовет, управление железной дороги (город Попасная уже в 30-е годы прошлого столетия был крупным железнодорожным узлом, за что даже удостоился одно время именоваться Кагановичами — в честь наркома путей сообщения).
Как обычно, окно секретарской было открыто, и из него под чьими-то шустрыми пальцами на улицу длинными очередями «выстреливала» пишущая машинка. «Вот бы мне так!» – в который раз восхищенно подумала Таня. Научиться печатать на машинке было заветной мечтой девочки. Настолько сильной, что она рисовала клавиатуру в тетрадке и тыкала в заштрихованные клавиши пальчиками – «печатала». Через несколько лет мечта осуществилась: в школе надо было и протоколы комсомольских собраний вести, и отчеты составлять…
— Школа у нас была очень хорошая, — вспоминает Татьяна Моисеевна Самойлова (в девичестве Харченко). – Построили ее в 1935 году. Мы, дети, помогали чем могли: носили кирпичи, отмывали полы, окна. Когда школу сдали, я пошла в 4 «д» – представляешь, сколько детей в ней училось? В каждом классе – три ряда по семь парт, и сидели за партой порой по трое. Учебников не хватало, классы формировались по улицам — чтобы проще было меняться книгами. Жили в большинстве бедновато, скудно, но никто и не думал жаловаться. Мы выросли истинными патриотами. Не оставляли без внимания ни одного события в стране, следили за ходом комсомольских строек, знали по именам первых Героев СССР – летчиков, спасших челюскинцев, гордились Мамлакат – девочкой, которая научилась собирать хлопок двумя руками, хотели быть похожими на стахановцев.
Первых попаснянских стахановцев, двух братьев-железнодорожников, соседей Тани по огороду, государство отметило совершенно чудесными вещами: одного – радиоприемником, второго – легковой машиной! Правда, когда началась война, и приемник, и машину забрали – в фонд обороны страны.
Несшитое пальто
Таня окончила восьмой класс на «отлично», в связи с чем на семейном совете было решено справить ей новое пальто. Недорогую ткань на пошив купили (тогда одежду в магазинах почти не брали, шили на заказ), а вот с воротником неувязочка вышла. Мама Тятьяны в шумной компании родственниц и соседок поехала за воротником в Луганск. Было это ранним утром 22 июня 1941 года. Дома по случаю выходного дня остался отец, Таня и две младшие сестренки – Тоня и Шура.
Отец семейства Харченко работал на Попаснянском вагонно-ремонтном заводе. Огромном: одних рабочих было больше пяти тысяч! Всю трудовую пятидневку их приветствовал по утрам густой бас заводского гудка. Часы мало у кого водились, в основном просыпались по гудку. Один длинный – «шесть утра», два коротких – «полседьмого», три – «приступайте работать». Все четко. Поэтому когда гудок взревел в неурочный час, да еще и в выходной, а вскоре к нему присоединились гудки швейной фабрики, МТС, стекольного завода, стоявших на станции паровозов, жители Попасной не на шутку встревожились, высыпали на улицы. Пытаясь перекричать рев и гул, спрашивали друг друга: «Что случилось?». Никто ничего не понимал… Батьки побежали – кто на завод, кто в депо, а детвора в растерянности замерла было, потом ринулась к «Дому Советов». Возле него, у столба с черным квадратом репродуктора, уже собралась толпа, внимая страшному сообщению: началась война.
— Мы твердо знали, что война – это когда газ пускают и бомбы кидают, — рассказывает Т.М. Самойлова. – Мы же стратегический объект, железнодорожный узел… Что делать? Кто постарше, подхватили на руки малышей и побежали на вокзал узнавать: когда поезд с нашими из Луганска придет? Нам дежурный по вокзалу: «Бегите до дома, закрывайте окна, вешайте на них мокрые тряпки и не выходите на улицу с непокрытыми головами». Мы понадевали на головы кто кастрюлю, кто железную миску, бегаем, плачем. Кто под кровать забился в ожидании бомбежки — ее, конечно, не было в тот день … Это был кошмар. Несколько раз мы бегали на вокзал встречать мамок. Наконец поезд с нашими прибыл. Мамки наши плачут, мы плачем… Помню, мы кричали, что и слушаться будем, и младших нянчить будем, и уроки делать, и свиньям траву давать – все будем делать, лишь бы не было войны!
Обновку Тане так и не сшили. Пришла беда – отворяй ворота.
Пуд соли
В Попасной началась эвакуация. Часть населения переехала подальше от надвигающейся линии фронта. Многие попаснянцы ушли на фронт в первые же дни войны. Татьяна в составе комсомольского отряда помогала колхозу из соседнего района убирать урожай.Из скошенной косилкой пшеницы комсомольцы вязали снопы, потом грузили их на телеги, запряженные волами, и везли на ток. Тяжкая монотонная работа компенсировалась сытной по сравнению с городом кормежкой.
— Круглая буханка хлеба на капустных листьях, галушки, пшенный суп и полный бидончик меду каждый день. Представляешь, нам, городским: иште мэд, скильки хочэтэ!..
Ко времени возвращения комсомольцев домой Попасную уже бомбили. В городе развернули работу несколько госпиталей. Подростки подвизались помогать: письмо почитать раненому, сбегать с поручением, поддержать дух бойцов самодеятельным концертом. Вечерами Таня с сестренками выстаивала очередь за борщом, который из огромной кастрюли наливали в протянутые попаснянцами миски хмурые повара из столовой «Дома Советов». И до сих пор Татьяне кажется, что вкуснее борща она больше не ела…
А потом в Попасную вошли немцы. Город был прифронтовым почти 22 месяца. Линия фронта шла по речушке, разделявшей Попасную на две части. Там немцы, тут наши. Бесконечные бомбежки, обстрелы, заминированные проходы. Для разминирования немцы сгоняли ребятишек, вязали им руки веревками и под дулами автоматов заставляли идти. Однажды на такой «расчистке» погибло 90 детей. Хоронить немцы запрещали. Убитых свозили в школу, уже основательно разрушенную. Там трупы разбирали родственники и украдкой хоронили у себя во дворах. И сегодня в старых двориках Попасной можно найти скорбный холмик, памятник. Ходить по улицам оккупанты тоже не разрешали, особенно вечером. Тем не менее, подростки небольшими стайками перебегали от хаты к хате, выпрашивали что-нибудь съестное – картошину, корку хлеба, и несли к ограждению из колючей проволоки, за которой томились советские военнопленные.
— Когда получится подкормить наших солдат, а когда немцы прогонят, — вспоминает Татьяна Моисеевна. — Однажды пришли, а за колючей проволокой – никого. Тишина…
В феврале 1943 года, после освобождения Сталинграда, началось наступление советской армии. Луганск освободили тогда же, в феврале, а близкую, всего в 60 км, Попасную – аж 3 сентября 1943-го. Сколько же погибло людей, отвоевывая этот клочок родной земли!.. Дети не учились, от школы остались лишь развалины. Ели что придется: недозревшую шелковицу, траву, паслен, где яблоко подгнившее подберут. Чтобы обмануть голодно урчащий живот, сосали соль, благо ее было вдоволь – издавна в окрестностях Попасной казаки разрабатывали соляные копи. Сосали соль, потом пили воду. С тех пор у Татьяны Самойловой привычка – попив воды, помусолить палец, обмакнуть его в соль и слизать.
«Дуськина радость»
После освобождения Таня пошла работать пионервожатой во временную школу, организованную в бараках-мастерских. С другими молоденькими девушками взвалила на себя всю хозяйственную часть: получала зарплату и хлебные карточки для учителей, делила пайки учеников.
— Хлебный кирпичик разрезали на двадцать частей, на каждый ломоть клали по две конфетки – «дуськуну радость». Развлекали детей на переменах. Да какие там развлечения! Их было не отогнать от окон импровизированной столовой. Все ж дывылись: що готовят на обед? Що мы будем исты? – От волнения Татьяна Моисеевна все чаще пересыпает речь украинскими словами. — Пришлось замазать окна густым мелом.
Вскоре в Попасной объявили дополнительный призыв. Три пионервожатых – Таня Харченко, Галя Кириченко и Вера Сударкина – записались добровольцами на фронт. Девчонкам было чуть больше восемнадцати.
Война – тяжелая работа
Все трое были направлены в одно медицинское училище. Пройдя ускоренные курсы медсестер, они попали в отдельную роту медицинского усиления. Второй украинский фронт. Продвигались на запад в составе действующей армии, сразу вслед за пехотой. Валясь с ног от усталости и недосыпа. Уже не обращая внимания на артобстрелы. Плача от жалости к искалеченным войной солдатам. Вновь и вновь промывая страшные раны и накладывая повязки.
После того как девчонок распределили по разным отделениям роты, они не виделись ни разу до самого конца войны. А когда? В нейрохирургическом отделении, в котором служила Татьяна, в сутки проводилось больше тридцати операций. В составе своего отделения Таня прошла Западную Украину, Бессарабию, Польшу, Румынию, Чехословакию, Австрию. В Венгрии попала под бомбежку, получила осколочное ранение в руку, которой накрывала голову раненного бойца. Татьяна Моисеевна помнит, какие жестокие бои шли в Чехословакии. Из палаток медперсонал даже не выходил – без перебоя везли раненых.
— Как-то ночью стрельба, крик, шум. Мы, ошалевшие от работы и бессонницы, ничего не поймем: надо ли вытаскивать раненых? Куда бежать? Оказалось, война кончилась. Но плача было больше, чем радости, — качает головой собеседница. — Потому что наши больные знали, что остались калеками на всю жизнь.
В ту победную ночь рота стояла у словацкой деревни Сенцы. Наутро местное население устроило им праздник.
— Как красиво были одеты девчата! Красные сапожки с колокольчиками, на каблучках (мы-то в кирзачах), сарафаны, крахмальные вышитые блузки. Спевали песню «Эй, суседко-суседко…»
Но радости кончились, праздник прошел. Нас посадили в теплушки и повезли в СССР. И вот что, — подняла заблестевшие глаза Татьяна Моисеевна. — Нигде, ни в одном фильме про войну этого не показали. Когда мы достигли советской границы, паровоз остановился. Все прыгали из вагонов, становились на колени и целовали землю. Крестились, обнимали пограничные столбы, прятали пригоршни родной земли за пазуху. Это было истинное счастье – и что живые остались, и что добрались до родины. И не было таких, что стояли бы ротозеями в сторонке.
Констанца — Одесса
Танину роту привезли в Одессу. Это, кстати, было уже второе посещение Одессы героиней во время войны. В первый раз она сопровождала раненых, которых на немецких трофейных пароходах «Трансильвания», «Адольф Гитлер» и других перевозили из Румынии ранней весной.
— Раненых подтянули в Констанцу со всех фронтов, — вспоминает Т.М. Самойлова. – На причале – столпотворение… Народ кричит, ищет своих. Вдруг слышу крик: «Кто с Донбасса?». «Я с Донбасса!» — отзываюсь. Пошла на зов – и встретила свою двоюродную сестру Зину. Обнялись, расцеловались. Нам начальство кричит: «Что встали? А ну работать!» Расстались, даже полевыми адресами не успели обменяться. Встретились уже после войны, на родине.
Это тоже был ужас, пока плыли, — продолжает рассказ ветеран. — Нас сопровождали подводные лодки. Немци свои самолеты пустылы, наши – свои. А в море плавалы таки бочки – мины. Полни пароходы раненых, нэ знаем, що робыть… Це було долго, страшно.
Таня старалась не смотреть по сторонам, усердно ухаживала за ранеными, превозмогая страх и все усиливающуюся морскую болезнь.
Сейчас, в мае, Одесса встретила Татьяну куда ласковей. Медсестер поселили на берегу моря, в доме отдыха, и дали возможность хоть немного отдышаться. Там Таня впервые узнала, как правильно щипать брови. Там она впервые начала пудриться (зубным порошком – настоящей-то пудре откуда было взяться?). А чтобы глаза были более выразительными, девчонки закапывали их каплями, расширяющими зрачки. Старшина запрещал им выходить за территорию дома отдыха, так что на беззаботное веселье, царящее по вечерам на ближайшей танцплощадке, медсестрички любовались издали.
«О, цэ сладко! А цэ горько…»
Не успели девчонки как следует отдохнуть, как их опять утрамбовали в товарные вагоны и отправили… нет, не домой. В Хабаровск, а оттуда – на войну с Японией.
— Японцы – жесткие вояки, в плен не сдавались. И наших старались добивать. Хорошо, что война с ними скоро закончилась, иначе много бы наших полегло.
Война с Японией. 1945 год. Красная армия в Харбине.
В сентябре 1945 года Япония подписала акт о капитуляции. Но девушек домой опять не отправили. До января следующего года Татьяна и еще 11 таких же, как она, работали в хабаровском 880-м госпитале. Вновь было трудно и голодно. Татьяну, как самую маленькую, сердобольные повара госпиталя иногда подкармливали моченым горохом. А ночами Таня выгружала вагоны с конфискованными японскими медикаментами. Лекарства «грузчики» определяли на вкус: «Девчата, о цэ сладко, а цэ кисленько!». Того поедят, того… Что от чего – такими вопросами не задавались. Кушать хотелось. На «память» о той поре у Татьяны осталась язва желудка.
В родную Попасную она вернулась в 1946 году.
— Знаешь, строка есть в песне: «Это радость со слезами на глазах». Как страшно было встречать родителей, дети которых, мои сверстники, погибли! Обнимают меня: «Ой, Танечка, ну як ты? Жива! Здорова! А нашего ж сыночка немае…» Представляешь, как это?! Вот уж точно: радость со слезами на глазах. И не рада, что встретила. Долго боялась встреч.
«Опять весна на белом свете,
Бери шинель – пошли домой»
Народ заново учился мирной жизни, поднимал страну из руин. В 1951-м отстроили Татьянину разрушенную школу, где она проработала учителем украинского языка 37 лет.
— Такая радость была, когда школу построили! Мы такие сады насадили! Такие цветы!
В 26 лет она вышла замуж за соседа верной подруги Гали, тоже вернувшейся домой живой и невредимой. В счастливом браке они прожили почти 50 лет. Двое из троих детей умерли в раннем возрасте – тогда это было обычным явлением: давали о себе знать голод, стрессы и лишения военных лет. По выходу на пенсию Татьяна Моисеевна еще 11 лет работала в районной аптеке.
В 2002 году, похоронив мужа, она переехала из Попасной к сыну Юрию в поселок Радужный (Ольский район). Юрий работает сторожем на радиостанции, его жена Лена до недавнего времени трудилась учителем в арманской школе.
— Хорошие у меня дети: и ремонты мне делают, и заботятся, и вкусненьким балуют. Внучка с красным дипломом окончила магаданский институт, живет в Москве, — улыбается Татьяна Моисеевна Самойлова, кавалер ордена Великой Отечественной войны, украинского ордена «За мужнисть» («За мужество»), награжденная медалью «За победу над Японией» и многими юбилейными, ветеран труда, отличник народного образования. — Скучаю по родине, но мои подружки постепенно уходят в мир иной, уж некому писать. Галя живет в Кенигсберге, у сестры. Я ей пишу письма, а оттуда только телеграммы приходят. И не знаю, жива Галя чи не…
Татьяна Моисеевна задумчиво смотрит в окно. Миром снова правит весна. И снова на улице торжественно-бело, только уже не от цветущих садов, а от снега, так неохотно тающего в этом году. Говорят, такая же холодная весна на Колыме была в 1944-м…
Автор статьи: Саша Осенева.