Наиболее заметным изделием периода 1943—1944 годов явилась возрождаемая на заводе электролампочка. О ее реставрации в тогдашних технических условиях и теперь говорят с особой гордостью и вежливым удивлением. Одна из них является наиболее интересным экспонатом стеллажа областного краеведческого музея.
Начиналась электролампочка, как и все до нас и после, с творческой мысли заводчанина — вольного или невольного, — а дальнейшее развитие получила под воздействием ГУСДС НКВД СССР.
Приказ начальника Главного управления строительства Дальстроя НКВД СССР гласит: «В связи с успешным завершением стеклозаводом 72-го километра опытных работ по изготовлению стеклянных колб для электроламп преимущественно из местного сырья, приказываю:
§ 1
Организовать в районе стеклозавода 72-го километра производство электроламп, предусмотрев в проекте выпуск стеклянных колб на стеклозаводе.
§ 2
Начальнику Маглага младшему лейтенанту госбезопасности тов. Гридасовой организовать проектирование электролампового цеха. Для участия в проектировании откомандировать в распоряжение Маглага начальника цеха регенерации электроламп электротехнических мастерских тов. Песочина».
Подпись — Никишов.
Откомандировать тов. Песочина… Некоторые сведения о нем сохранились. И.М. Данишевский вспоминает: «Бывший работник Московского электрозавода М. Песочин (напомним, себя заключенный Данишевский также назвал «бывшим») предложил попробовать реставрировать перегоревшие электролампы.
Ремонт шел так. Прожигали отверстие в центре стеклянной колбы перегоревшей лампы, снимали перегоревшую спираль и осторожно заводили и закрепляли новую. Вслед за этим на спецприспособлении откачивали из лампы воздух и запаивали отверстие в колбе, оставляя на нем завиток ввиде остроконечной шишечки.
Перегоревшие лампочки собирали со всей Колымы. Отремонтированные выдавали в обмен только на годные к реставрации. Снова стало светлее в поселках и на приисках. Но вскоре нечего стало реставрировать. Все лампочки, или во всяком случае большинство их, перебывали в ремонте. А вторично ремонтировать, однажды побывавшую в ремонте лампу, практически было невозможно. Придется попробовать изготовлять свои, колымские, новые электролампы! Сказано — сделано! Механический цех готовит приспособления и инструменты, штампует металлические детали, латунные цоколи с эдисоновой спиралью. Стекольщики выдувают стеклянные колбы, стеклянные трубки для изготовления ножек электролампы с проволочным держателем.
Электроламповый цех расширялся, оборудовался, освоил производство электроламп. Их качество снова было совсем невысоко. Но оно улучшалось!..»
Спустя более года после назначения М. Песочина, в «Советской Колыме» появляется его рассказ о производстве этого изделия. Кстати, здесь же его фотография. На вид он — интеллигентный молодой человек с аккуратной прической. Одет в костюм, белую рубаху с галстуком. Снят за проверкой качества первых электроламп.
— Реставрация электроламп в мастерских Колымснаба,— пишет он,—является уже освоенным производством. За 16 месяцев реставрировано и возвращено предприятиям Колымы около 28 тысяч электроламп. Наши лампы горят в самых отдаленных районах территории Дальстроя и даже вне ее. Их можно найти на Зырянке, Индигирке, в Чай-Урьинской долине. Наши лампы горят в Хабаровске.
В условиях Колымы не всего в технике реставрации мы сумели достигнуть. Несмотря на это, качество пашей лампы, по отзывам потребителей, весьма удовлетворительное. Однако реставрация ламп не может развернуться в полном объеме своих производственно-технических возможностей и иметь постоянную сырьевую базу без систематического поступления новых ламп на предприятия Дальстроя.
Удовлетворение потребностей Колымы в электролампах является насущной задачей настоящего времени. Колыма должна и может иметь свою электролампу. Первые шаги по пути разрешения этой задачи уже сделаны. Мы сварили на стекольном заводе опытное стекло в основном из местного сырья и сделали небольшую партию колб.
Далее М. Песочин раскрывает технологическую цепочку производства. Последуем за ним в тайны процесса, ни до того, ни позже нигде не применявшегося. «Перед нами на первом звене агрегата загружаются детали лампы и выходит собранная главнейшая часть ее —ножка. Пройдя через ряд полуавтоматических и ручных операций, ножка выходит с последнего звена готовой лампой, испытанной, проверенной и завернутой. Ритмическая работа агрегата обеспечивается систематическим притоком деталей ламп, заготовленных также па машинах, частично вручную в заготовительном отделении. Агрегат питается довольно сложной вспомогательной техникой. Светильный газ и воздух, от которых горит огромное количество газовых горелок, спаивающих детали ламп, подаются под давлением по целой артерии труб из газогенераторной и компрессорной станций.
Так, пройди множество сложных видимых и невидимых процессов, может рождаться колымская лампочка. Тысяча ламп в день, 300 000 в год — таковы выпускные возможности агрегата.
300 000 ламп перекрывают потребность Дальстроя, поэтому наши лампы смогут выйти за пределы Колымы. В условиях военного времени разрешение такой задачи, как обеспечение промышленных предприятий и населения Колымы электролампочками, будет серьезным вкладом в дело помощи фронту.
На долю работников-ламповщиков выпадает почетная задача — по-фронтовому взяться и в кратчайший срок дать Колыме — электролампочку марки «ДС»,
Я видел электролампочку с завитком в виде остроконечной шишечки, о которой упоминал И.М. Данишевский, в музее. Добавлю только, что реставрация ламп стала возможной (где-то я об этом прочел или от кого-то услышал) благодаря тому, что кому-то из стекольненцев (возможно самому Песочину) удалось добыть на материке чемодан вольфрамовых спиралей. Без них, конечно, ничего не сделать.
И еще. Свою корреспонденцию М. Песочин озаглавил: «Электролампа марки «ДС», Потом мне еще много раз встретится это «ДС» на эскизах и самих изделиях завода. Расшифровывается, казалось бы, просто — Дальстрой. Так нет! Ошибается инженер Песочин.
Правильное звучание марки не «ДС», а «СД». Вспомним, как писал директор завода К. Шмаков о первой продукции завода: «Стекло упаковываем в ящики и подписываем «Стеклозавод Дальстроя». Различие, по-моему, существенное. Марка стекольного есть марка стекольного, а не Дальстроя вообще.
Надо сказать, что стекольный в прессе постоянно на виду, в числе лучших. «Советская Колыма» в конце 1944 года посвящает ему публикацию за публикацией. В номере за 9 декабря читаем: «К новогодней елке дети дальстроевцев получат красивые, интересные игрушки. Их в большом количестве выпускает промкомбинат 72-го километра. Значительная часть елочных украшений уже поступила в книжный магазин для продажи».
Приведем здесь же и абзац из заметки в «Советской Колыме» Е.П. Зубова: «В 1944 году к причалам Петропавловска подошел пароход, и жители Камчатки были приятно удивлены. В трудные военные годы колымчапе прислали соседям изделия своего завода: стаканы, бокалы и рюмки из тонкого цветного стекла, декоративные гончарные кувшинчики, пепельницы…»
И снова о стекольном: «Среди предприятий комбината особенно выделился стеклозавод, выполнявший из месяца в месяц по полтора-два плана. 10 июля завод закончил первый годовой план. Стахановцы стеклозавода дали слово до конца дать еще один годовой план. В этом коллективе наиболее плодотворно и производительно трудятся стахановцы-стеклодувы Шикунов, Носакин, Жуков и Филиппович. Они выполняют технические нормы на 200 процентов и более. Неустанно трудится на стеклозаводе над организацией работы своей смены старший мастер Мельников. Oн вовремя подготовляет для рабочих инструмент, готовит рабочее место и шихту. По его вине простоев на производстве не бывает. Неполадки с печыо ликвидируются быстро и почти никогда не влияют на нормальную работу стеклодувов. Всю работу предприятия хорошо координирует молодой, но энергичный директор завода Я.Я. Бабейкин.»
С Яковом Яковлевичем мы уже знакомы. Но кем были стахановцы-стеклодувы Шикунов, Носакин, Жуков и Филиппович? Вольнонаемными, заключенными? Вряд ли, конечно, в газете могло появиться имя заключенного, как бы он ни работал. Впрочем, все могло быть. Стеклодув профессия не очень распространенная и не с материка же их в годы войны везли… Как бы там ни было, а предприятие в Дальстрое ходило в передовых. Традиции добросовестного труда уже закладывались.
Чтобы яснее представить масштаб и темпы роста производства, приведем выдержку из доклада И.Ф. Никишова «Об итогах работы городских предприятий в 1944 году и задачах на 1945 год», сделанном им на собрании партийного актива: «Производственный план промкомбинатом выполнен па 142 процента. Плановые задания по выпуску отдельных видов изделий промкомбинатом выполнены: стекла оконного выпущено 112 тысяч квадратных метров, или 112 процентов плана, автомобильного стекла — 300 квадратных метров — 100 процентов плана, стекла для автофар — 8,5 тысячи штук, или 170 процентов плана, разной посуды (стаканов, блюдец, бутылей и т. д.) — до 450 тысяч штук. Освоены и выпущены изоляторы высоковольтные и низковольтные — 136 тысяч штук, ролики стеклянные—183 тысячи штук (один из них сейчас на моем столе. Его нашли на стене в ДОЦе и подарили мне), жидкое стекло — 13,7 тонны для использования взамен клея, сложные огнеупоры для завода. По себестоимости продукции промкомбинат 72-го километра добился положительных результатов. Фактическая себестоимость снижена против плана на 15,7 процента.
Значение стекольного завода для Дальстроя велико. Мы себя полностью обеспечили стеклом. Правда, качество еще неважное, но все же лучше вставить в оконную раму, хоть и зеленоватое, стекло, чем закрывать ее бязью и марлёй».
Следующим, наиболее гордым после электролампочек, изделием завода стали высоковольтные электроизоляторы. Первое упоминание о них мы встретили в воспоминаниях Я. Я. Бабейкина. Помните, Никишов спросил у него: «Сможет ли стеклозавод наладить их производство?» И он, директор завода, ответил: «Сделаем!»
6 января 1945 года «Советская Колыма» сообщила: «Несколько дней назад коллектив стеклозавода выпустил первые пробные изоляторы, изготовленные из стеклянной массы. Изоляторы штамповались в пресс-форме, изготовленной авторемонтным заводом.
Важность освоения выпуска электроизоляторов, как нельзя лучше, раскрывает приказ по ГУСДС НКВД СССР от 30 ноября 1945 года:
«Дальстрой испытывал острый недостаток в 35-киловольтных изоляторах, из-за которых невозможно было пустить в эксплуатацию важные энергетические объекты. Перед коллективом 72-го километра начальником Дальстроя генерал-лейтенантом тов. Никишовым была поставлена задача освоить изоляторы ПС-4,5 из местного стекла и тем самым обеспечить строительство линий электропередачи 35 киловольт. Первая партия изоляторов ПС-4,5 в количестве 300 штук выпущена весной 1945 года и установлена на линии электропередачи Эльген — Лазо длиною в 53 километра. Эксплуатация этой линии в течение 8 месяцев подтвердила возможность применения 35-киловольтных стеклянных изоляторов, выпускаемых промкомбинатом 72-го километра. За проявленные инициативу и настойчивость в освоении дефицитных изоляторов 35 кв., обеспечивающих нужды Дальстроя по строительству линий электропередачи высокого напряжения, — приказываю:
§ 1
Объявить благодарность с занесением в личное дело и премировать месячным окладом: начальника Маглага ст. лейтенанта т. Гридасову А.Р., директора стеклозавода Маглага т. Бабейкина Я.Я., ст. инженера энергоотдела Дальстроя т. Тылечкипа А.М.
§ 2
Выдать в распоряжение начальника Маглага Гридасовой 10 тысяч рублей для поощрения отличившихся работников стеклозавода промкомбината 72-го километра.
Подпись: зам. начальника ДС НКВД СССР генерал-майор Комаров».
И как бы негативно ни относился я к Дальстрою — к этому огромному, страшному по жестокости концентрационному лагерю, читая строки этого приказа: «Поставлена задача… Эксплуатация подтвердила… За инициативу и настойчивость в освоении дефицитных изоляторов…» — испытываю то же чувство гордости и за коллектив завода, и за Дальстрой в целом, что испытали их создатели тогда, в 45-м.
В апреле этого же, Победного, года журнал «Колыма» сообщает, что Магаданский стекольный завод освоил производство жидкого стекла и это полностью освободит наш край от его завоза с материка. Несколько позже журнал упомянет: «Магаданский стекольный завод выпускает около 150 видов различной продукции.»
Дает представление об ассортименте и количестве продукции корреспонденция Р. Иль «Посуда, мебель, лампочки» в «Советской Колыме» за 25 сентября 1945 года: «На большой территории раскинулись цеха промкомбината 72-го километра,— пишет Р. Иль.— Здесь расположены стекольный завод, деревообделочный, керамический, электроламповый и корзиночный цеха. Все предприятия комбината в массовом количестве выпускают предметы ширпотреба. Магаданцы хорошо знакомы с продукцией стеклозавода промкомбината. Вряд ли найдется в городе семья, не употребляющая в своем обиходе изделия завода. В прошлом месяце завод выпустил на широкий рынок 3000 граненых стаканов, свыше 9000 стаканов выдувных, около 6000 розеток для варенья, 398 сахарниц, 100 с лишним ваз, 500 с лишним масленок, 5500 чайных блюдец, 1500 графинов, банки для гуталина, пивные кружки, бутылки, цветочные горшки и т. д.
Заходим на склад готовой продукции завода. Кладовщик ловко расставляет на столе вазы на топких ножках, хрупкие, тонкой работы сахарницы, тяжелые массивные пивные кружки, стаканы, блюдца, стопки для вина.
Горка посуды растет. Мы берем в руки стакан и высказываем сомнение относительно его прочности. Директор завода Яков Яковлевич Бабейкин возмущен.
— Это пройденный этап,— говорит оп.— Мы уже научились делать посуду, не лопается от горячей воды. Да вот смотрите сами.
В комнате горит печь. Бабейкин берет небольшую, тонкого стекла банку и, налив ее водой, ставит на огонь.
— Лучше отодвинуть,— советует кладовщик,— лопнет…
— Нет,— убежденно говорит директор завода.— Пусть на огне стоит. Ручаюсь!
Проходит пять, десять минут. Вода пузырится и вот уже, кипя, весело булькает. Посуда не лопнула.
Директор промкомбината Жиров рассказывает о плане выпуска стекольным заводом продукции в этом году: в течение сентября — декабря население получит 36 тысяч стаканов, 52 тысяч блюдец, 6 тысяч графинов, 10—12 тысяч винных стопок, 3 тысячи стекол для керосиновых семи и десятилинейных ламп, 500 художественной работы мундштуков, 3000 сахарниц, столько же масленок, 6000 розеток для варенья и многое другое.
Сейчас завод па ремонте. С 1 октября он снова начнет работать и, значительно расширив ассортимент, увеличит выпуск продукции. Намечено, например, освоить изготовление кувшинов, молочников, солонок, мыльниц».
Словом, и дела хороши, и перспективы чудесные!
Время, однако, течет. И незаметно в чреде повседневных работ и трудностей военного и послевоенного времени подошел первый юбилей завода — пятилетний. Пятилетка тогда основной мерой времени была. Можно представить, как отмечалось это событие, если Охотско-Колымский музей отвел для показа продукции специальное помещение. В «Советской Колыме» за 2 марта 1947 года помещен репортаж К. Чумакова «Пять лет стекольного завода. Выставка в краеведческом музее»: «Перед нами экспонаты, показывающие путь изделий от сырья до готовой продукции. В отделе «Сырье, стеклозавода» — кварц, добытый в районе пос. Палатка, известняк, доломит, сода-сырец. На диаграммах и фотографиях представлены химический состав, процесс обработки и различные сравнительные данные.
В центре выставки установлен красиво выполненный макет ванны-печи № 2 для варки стекла. В левой стороне комнаты находится отдел оконного стекла и тарной посуды. Таким образом, в экспонатах наглядно представлен весь технический процесс выработки окопного стекла, а также консервных банок, молочных крынок, банок для варенья. Особенно выделяется на выставке гравированная посуда. Здесь и разноцветные фруктовые вазы, и графины, и винные стопки, и бокалы, а также масленки, сахарницы, чайные стаканы с блюдцами. На всех этих изделиях опытными граверами выполнены рисунки, которые ничуть не отличаются по исполнению от лучших союзных стандартов.
Наряду с экспонатами широкого потребления в особом отделе выставки расположены технические изделия и техническая посуда.
Перед нами яркий плакат, говорящий о росте выпуска высоковольтных изоляторов.
Имеются на выставке и стекла к керосиновым лампам, к фонарям «летучая мышь», автомобильным фарам, и колбы для электроламп. Юные посетители выставки с интересом рассматривают детские игрушки и елочные украшения. Перед ними — красочно отделанные самоварчики, разнообразные шары, птички, петушки, грибки и т. д.
Интересная картина-диаграмма показывает посетителям, что потребителями продукции стекольного завода Дальстроя является не только Колыма, но и другие районы Союза. Его продукция поступает в Петропавловск-Камчатский и на Курильские острова, в бухту Находка, Хабаровск и Владивосток, Биробиджан и Якутск и даже на остров Врангеля. А самая длинная красная стрела проходит через всю карту СССР, указывая, что изделия стеклозавода получены даже в Донбассе, в городе Сталино.
Предприятие на наших глазах растет, развивается, выпуская все новые и новые изделия, так нужные людям. И как-то постепенно снова забывается, что все это происходит на сталинско-бериевской Колыме, с заводом соседствует лагерь.
Новосад освободился в 1949 году, да тут и остался. Куда ехать, если и работа по душе, и сам край — рыбалка, охота — какой поискать… Остался Новосад. Шоферит себе, рыбачит. А тут освободилась Маша, санитарочка из лагерной больницы. Молоденькая. Как раз 6 ноября пятидесятого года выпроводили ее за вахту и шагай дальше, куда хочешь. А куда дальше?! С этим вопросом многие освобождавшиеся сталкивались. На счастье увидела девушку проходившая мимо жена завгара. Знала Машу по работе… И полчаса не прошло, у вахты уже был Новосад с товарищами. Здесь Машу и сосватали. И появилась на 72-м одна из первых коренных семей. Вскоре молодые дом ставить начали, Хороший дом, он и сейчас одни из лучших в поселке по обихоженности, хозяйскому догляду. Двоих детей подняли, теперь тоже коренных северян.
Примерно такая же судьба и у другого старейшего заводчанина — Степана Ивановича Сахаревича. Он и внешне, как Новосад, крепкий, располагающий к себе человек, только моложе. И на Колыму попал па десять лет, считай, позже — в пятидесятом. Статья 78 часть 3 Уголовного кодекса УССР. Суда не было. Пять лет лагерей ему определило Особое совещание как члену семьи бандита из УПА (Украинской повстанческой армии).
В Магадан прибыл вторым рейсом парохода «Ногин» в июне. Отсюда отправили в Сусуман. Трудился во всю силу, а она у парня была немалая. Через два года по зачетам освободился, но без права выезда на материк. Перевелся в Сеймчан. Неплохое, после Сусумана, местечко, только… нет женщин.
— Шел слух, что лучше невест, чем из женского ОЛП 72-го километра на Колыме нет,—шутливо вспоминает Степан Иванович,— Оттуда как раз вербовщики приехали. Я и подрядился на поиски семейного счастья.
С аэродрома в Нижнем Сеймчане — на аэродром 13-го километра, потом машиной в кузове до 72-го. И вот Стекольный. Да, на месте, где сейчас контора рыбкоопа и другие строения, стояло четыре барака, в которых размещалось до 800 женщин.
На заводе Степан Иванович попросился па газогенераторную станцию. Там самые высокие заработки — 1200—1400 рублей в месяц. Работа, конечно, соответствующая. С Шумной деляны, с Чолбухи ежедневно приходило машин двадцать с дровами. Это были двухметровые лесины, так называемые баланы.
Станцию обслуживали круглосуточно бригады по пять человек в каждой. Они разгружали баланы, резали их на циркулярке пополам и подавали вагонеткой наверх для загрузки в бункер газогенератора, Серьезная работа.
Около года проработал там Степан Иванович. Ничего. Но не век же с баланами играть. Попросился учеником стеклодува. Взяли. А учиться особенно и нечему. Вот трубка железная, метр двадцать длиною. В печи стекломасса. Рядом мастера-стеклодувы. Действуй, как они. Получится — не получится — только от тебя зависит.
Делать Сахаревичу выпадало все больше стаканы. Норма в смену 820 штук, а отходило по 1200. Параллельно шли фужеры, кувшины, колбы чай заваривать. А в малой печи отдельно для Матери, начальницы лагеря Александры Романовны Гридасовой, посуду лили, вазы нарядные.
Три года проработал стеклодувом Степан Иванович. Потом в деревообделочный цех перевелся. ДОЦ тогда, как штрафной батальон был. Выпускал стулья, столы, шифоньеры. Продукция ходовая, да очень уж низкие заработки, меньше всех на комбинате.
В это же время, и даже чуть раньше С.И. Сахаревича, в 48-м, на Стекольный попала Ольга Дмитриевна Ковальская. Проступок ее по тем временам обычный и сурово наказуемый состоял вот в чем: дядя взял пуд ячменя (не от хорошей жизни, конечно) и закопал. Она видела и не донесла. Получилось — групповая кража, срок — 10 лет. Шел ей 21-й год.
Сначала работала на сенокосе. Это считался легкий труд, туда в основном женщины направлялись, колхозницы. Потом три года на баланах. В ней и теперь, несмотря, что сорок лет минуло, былые здоровье и силы чувствуются. От того времени память — палец на руке циркуляркой чикнула. А уж затем стекольный цех — относчицей стаканов.
Дело относчицы несложное. От стеклодува к тягуну — печи для закалки изделий — на совке стаканы носить. Резчицей стекла была (заводскими умельцами был изготовлен специальный стеклорез). Ролики делала. И еще много другого за двадцать шесть лет (рука не поднимается коротко, цифрой эти годы написать) работы на стекольном.
В 49-м привезли на Колыму и еще одного, теперь уже коренного стекольненца, Иосифа Яковлевича Галату. Село его оказалось на границе Польши и Западной Украины. Он, молодой кузнец, сходил по делам к родственникам, оказавшимся под другой властью. В результате — обвинение в измене Родине—10 лет. Прииск имени Матросова, освобождение по зачетам в 54-м и Стекольный. Как и в случае с Сахаревичем, приехали «купцы», взяли токарем на автобазу. Директорствовал там Радзиховский. Тогда автобаза, как и теперь, самостоятельной была. Начал работать.
Стекольный проводил как раз холодный ремонт. То одно попросят сделать, то другое. У них три станка действовали, а токарь один. Так что Галате пришлось к ним обращаться. Пошел раз да там и остался.
— Чего Галата не вертается?—запросил через завгара Радзиховский.
— Не хочу, тут интересней,— был ответ Галаты.
И правда, на автобазе у токаря работа все больше мелочная — болты, шайбы, гайки, заклепки.
— На заводе я даже формы для стеклянных шаров делал. По полметра в диаметре их лили.
Женился здесь Иосиф Яковлевич. Супругу, Надежду Васильевну, на автобазе приглядел. Вырастили теперь двух сыновей, оба они со своими женами также на заводе трудятся. А живут старшие в доме, где раньше шоферское общежитие обреталось. Хорошо живут, домовито, уютно.
Из 37 лет, отданных заводу, он все больше жестяничал. Разное за эти годы случалось. Однажды паял наконечники трубок стеклодувов, лампа плеснула бензином, одежда на нем и загорелась. Хорошо рядом лужа оказалась, иначе беда.
— Что сделал для завода особого? — переспрашивает Иосиф Яковлевич.— Вроде, ничего выдающегося! Разве что вентиляцию для стеклодувов выполнил. Каждому индивидуальную. Да…
По его тону чувствуется, что дело, действительно, значимое.
— Один стеклодув ростом выше, другой ниже, а нужно, чтобы каждому свежий воздух шел и на лицо, и на руки, и на формы.
Он снова задумывается и продолжает:
— Трубы вот над стекольным цехом ставил.
Снова задумывается Галата. Вот ведь, всю жизнь отдал заводу человек, от людей только и слышишь: «С Галатой обязательно поговорите, он у нас ветеран из ветеранов». А на простой вопрос: «Что сделал за эти годы?» — вспоминать приходится. Так и хочется сказать ему:
— Не задумывайтесь, Иосиф Яковлевич. Чего там отдельности вспоминать. Весь стекольный на таких, как вы, держится! С кем мне ни доводилось говорить, все называли разные имена, с кем обязательно встретиться мне бы надо. Да где там, ведь это сотни и сотни человек…
Но не только лагерь был дорогой на стекольный. Во все времена, может быть, подсознательно влекли сюда людей романтизм этого края, его глубокая неизвестность и открытая суровость. В 49-м прибыл в Магадан молодой грузин Давид Теодоевич Дугладзе. Имел он редкую по тем временам профессию — бульдозерист. А потому приняли его без проволочек в Магадане на кирпичный завод. Два года отработал в карьере, но не прижился, решил двинуть дальше по трассе до 72-го.
Никто из бывших заключенных, вспоминая завод и поселок, не делили их на лагерь, поселение, производство. В их памяти они едины, и сама зона существовала, как нечто естественное и неизбывное. Только вольный человек Дугладзе свой рассказ о стекольном пятидесятых начал с внешнего вида завода так, как он ему открылся.
— Территория была вся в проволоке,— вспоминает Давид Теодоевич.— По углам вышки, спецохрана. Дорог по территории не существовало. Машины таскали трактором.
Строгости как на военном объекте. В стекольный цех его не пускали, пока полностью не оформился па работу и не получил пропуск.
Когда все-таки вошел в цех, увидел жаропышущую круглую печь и вокруг нее стеклодувов, запомнился ему один из них — мастер Петр Михайлович Стумбра. Старик уже, он занимался исключительно сортовой посудой.
Бульдозер «С-80» на весь завод имелся один. А задание —держать вахту па лесных дорогах, чтобы машины с делян могли пройти, обслуживать биржи, эстакады.
— Работа трудная,— говорит Давид Теодоевич.
По нему и сейчас, спустя полвека, видно, какой это был крепкий, надежный работник.
— Расстояния до пятидесяти и более километров,— продолжает он.— Бульдозер без кабины. Вот он где, бульдозер,— прикладывает к сердцу руку Давид Теодоевич.
Теперь он, как и большинство ветеранов завода, часто болеет. Но так же, как и все, стоит завести разговор о заводе, светлеет.
Дугладзе был вольнонаемным. Но именно у Дугладзе я уловил явственные нотки отвращения к лагерю. Всего несколько слов, а как они прозвучали:
— Директорами завода при мне состояли в основном энкэвэдэшники — Школа, Андриянов.
К 58-му лес близ Стекольного извели подчистую и Дугладзе с бульдозером перевели на разработку вулканического пепла. Только из вулканпепла качественное стекло не сварить. Как минимум нужны кварцы. Искали их повсеместно.
А.И. Новосад показал мне штоленку, где брали камень для первых варок. Она находится в лобовой части сопки справа от трассы перед въездом в Палатку. Той сопки, на которой стоит метеостанция. Теперь на месте устья штольни небольшая каменная осыпь и ничто не напоминает о шедших здесь когда-то важных работах. А жаль. Неплохо бы и отметить место чем-то памятным. Мимо ведь, почитай, вся Колыма едет.
Добавку к кварцу — кварц кальцитный брали дальше по трассе, разрабатывая за агробазой совхоза «Хасынский» сопку. Ее так зовут и теперь «Кальциткой». Приходилось искать сырье и у соседей.
— Ездили мы с директором завода старшим лейтенантом НКВД Школа на прииск «Пионерный»,— вспоминает Д.Т. Дугладзе.— Привезли тонны три кварца. Потом нашли камни на сопке у Теньки. Поставили там заводской компрессор, бурили, взрывали кварц.
— А жили-то, жили как, Давид Теодоевич? — спрашиваю я.
— Жизнью была работа.— Говорит он.— Случись что в поселке, в тайге — ночь-полночь, а я ведь единственный бульдозерист па всю округу.
Наградой ему за годы труда — медаль «За доблестный труд», знаки ударника пятилеток, орден Трудовой славы.
Ушел от нас Давид Теодоевич пока готовилась эта книжка. Вечная ему память и благодарность в сердцах стекольненцев.
А вот еще одна тропинка на завод — Людмилы Михайловны Чеховской. Родилась она в Омске, воспитывалась в детдоме, потом мать забрала ее в Сеймчан, оттуда в Магадан.
На завод первый раз приехала с концертной бригадой клуба «Автотранспортник». Ее номер — частушки, танцы. Она и теперь — миловидная, ладная — хоть сейчас на сцену.
Показали гостям стекольный цех. Ей так в нем понравилось! Рождение стекла как солнечный восход смотрела. И поселок глянулся: ухоженный, прямо комнатный какой-то.
На следующий год снова приехала к подружке Галине Ганоженко. Посоветовалась с нею, да и пошла па завод проситься на работу. Исполнилось ей тогда только семнадцать. Несовершеннолетняя. Упросила все ж таки, взяли учеником штукатура-маляра в ремстройцех.
В стекольный цех она придет позже и проработает в нем восемь лет браковщицей. По 20 тысяч бутылок в смену будет проходить через ее руки. Даже представить трудно такое количество.
— Так ведь не по одной берут,— улыбчиво поясняет Людмила Михайловна—По три-четыре сразу…
Глава из книги Шалимова Ю.Б. «Легенды и быль Колымского стекла». Магадан, 1992 год.