Я аккуратно подошёл к той двери, рядом с которой лежало окровавленное тело. Открывалась она во внешнюю сторону. Дулом автомата я отодвинул её.
Пред моими глазами встала крутая лестница, ведущая прямиком на второй этаж. Рядом с ней располагался маленький тамбур с маленьким окошком. Я хотел переступить порог, но тут заметил тоненькую проволоку, которая одним концом вела к порогу, а вторым к привязанной изолентой боевой оборонительной гранате Ф-1, дальность полёта осколков при взрыве которой достигает ста пятидесяти метров. Опасно, могу смело сказать. Но мне повезло.
Времени на разминирование не было, да и рисковать было лишним, поэтому я переступил через растяжку и, вскинув автомат в боевое положение, начал медленно подниматься по крутым ступенькам, которые сотрудничать со мной не хотели. Они будто специально омерзительным скрипом выдавали меня с потрохами. Однако сверху я не слышал никакого шороха.
Мне показалось очень странным, для чего бандит ставил мину на проходе. Что он хотел? Может быть я иду в западню? Но делать всё равно было нечего, а выбор был один — помочь другу, помочь Иришке.
Я поднялся почти на самый верх лестницы. Из-за угла уже виднелся свет и послышался какой-то шум – то ли кто-то шёл, то ли ворочался — этого, к сожалению, я не мог понять.
Полностью поднявшись по ступеням, я набрал воздуху в грудь, ещё раз на всякий случай передёрнул затвор захваченного АК-74, досылая следующий патрон в патронник. Аккуратно заглянув в комнату, откуда шёл свет и раздавался шорох, в мгновение оценил обстановку и заметил четыре человеческих фигуры. Одна сидела на перевёрнутом ящике спиной ко мне с моим «винторезом» в руках, двое стояли на коленях в углу. В одном из последних я узнал еще одного выжившего из комплекса — видимо он разболтал о комплексе. Четвёртая фигура сидела отдельно ото всех со связанными спереди руками — в ней я разглядел Иришку. На секунду сердце моё почувствовало облегчение, но радоваться было рано.
Того, что сидел на ящике, я тоже узнал. Это был тот самый палач, что недавно расстрелял умирающего человека. А стоящие на коленях были теми самыми трусливыми рабами. Но про них я ничего не знал, кроме того, что один из них когда-то проживал со мной на резервной базе.
К этому времени мгновение, которое у меня было, чтобы оценить обстановку, истекло. Палач уже повернулся в мою сторону, направляя на меня «винторез». Но поздно — я уже напрягал мышцу указательного пальца, которая изо всех сил давила на спусковой крючок.
Стрелял я с плеча, поэтому с расстояния четырёх метров промахнуться было невозможно. Умеренной очередью я срезал линию его жизни, и он, подобно мешку, набитому песком, свалился с ящика. Винторез упал прямо перед парочкой рабов. Однако они сидели смирно. Я точно не был уверен: рабы ли они, а, может, преступники. В отличие от Иришки руки их не были связаны, а значит они опасны. Подойдя поближе, я выстрелил в одного, а потом в другого. Кровь медленно заливала пол. Комната наполнилась светлыми пороховыми газами.
Иришка блестящими глазами сквозь дым смотрела на меня, а я смотрел на неё. И мне было всё равно, даже если я только что убил невиновных людей — меня волновал только мой друг. Странно что я так быстро к ней привязался. Подойдя к ней, я вытащил из её рта кляп, сделанный из старого носка, затем поцеловал два своих пальца -указательный и средний, — прислонив потом эти пальцы к её губам.
У убитого палача была не только моя винтовка. Он ещё забрал у Иришки специальный нож, который я сразу заприметил у него за поясом. Палач продолжал двигаться короткими как электрические разряды движениями, но это скорее были рефлексы. И я, вытащив нож из-за пояса палача, добил его.
Я хотел было перерезать путы, но услышал резкий хлопок двери, через которую минутою ранее вошёл. Положив Ирине окровавленный нож в руки, чтобы она сама выбиралась, я схватил свой «винторез» и быстрыми, не аккуратными прыжками спустился по лестнице. Но внизу никого не было. Наверное, сильный ветер просто толкнул металлическую дверь и она ударилась о порог. Я на всякий случай выглянул на улицу — это и вправду был ветер. Поднимая крупицы снега, он создавал пушистую и колючую, как ёж, снежную бурю. Чтобы ветер не стучал дверью. я закрыл её на глухой засов. Похоже, всё было кончено. Я справился со всеми бандитами и снова помог своему другу.
Из комнаты послышался шорох. Я посмотрел вверх и увидел, как Иришка с распростёртыми объятьями бежит по лестнице, чтобы обнять меня. Впервые в жизни я испытал некое приятное чувство. Такого раньше со мной не было. Наверное, это было чувство, которое нормальные люди называют счастьем. Оно умиротворяло меня и создавало на душе какое-то тепло. Теперь я испытывал к Ирише более чем дружбу. Быть может я буду счастлив…
Но мом грёзы были прерваны здравым смыслом, который как гром среди ясного неба разрушил мои мечты… Вдруг я вспоминаю — растяжка! Растяжка, которую установили бандиты.
Щёлк! — Я услышал, как сработала чека под нашими с Иришкой ногами. До взрыва осталось три целых и две десятых секунды… За это время я должен всё обдумать и принять верное решение.
Время будто остановилось. Всё замерло, и я чувствовал, как моё сердце бьётся и перемешивает в груди какие-то непонятные мне чувства тревоги и одновременно какого-то расслабления, которого я тоже до сей поры не ощущал никогда в жизни.
Первое, что мне пришло мне в голову — это схватить Ирину за шкирку и вместе с ней попытаться выпрыгнуть в окошко, которое было в полутора метрах от меня. План был рисковый, однако другого не было — сектор поражения слишком высок, особенно в замкнутом помещении. Есть вероятность, что взрывом во время прыжка нам просто-напросто оторвёт ноги. Но лучше погибнуть в попытках спасти свою жизнь. чем этого не сделать. Решение принято, надо действовать.
Но в последний момент мне в голову приходит идея получше. Ириша уже практически подбежала ко мне. Я повернулся в её сторону и со всей силы ударил подругу кулаком по солнечному сплетению. Она, издав неприятный для слуха звук, скорчилась и схватилась за живот. Я, не мешкая, тут же толкнул её двумя руками. Ирина отскочила на пару метров, а я прыгнул на неё, крепко обняв её всем своим телом. Свернувшись кольцом, она пыталась вырваться, но я её крепко держал.
В это же мгновение в моих ушах зазвенело. Так сильно. что я не мог ничего слышать. Звон окутал моё сознание, и мне казалось, что он звучит внутри моей души. Всей своей спиной я почувствовал, как раскаленные осколки впиваются под кожу, разрушая мой позвоночник и другие органы. Боль пронизывала всё мое тело, но я переставал её чувствовать с каждым мгновением. Боль исчезала, превращаясь в щекотку — видимо я уже вошёл в состояние болевого шока.
Рухнув на бок, через пелену крови, заливавшей мне глаза, я увидел, что Ириша выползла из-под меня вся потерянная, но главное невредимая. Она пыталась выволочь меня на улицу, но у неё не хватало сил, да и за чем она это делала, не знаю. Ирина кричала что-то мне, а я её уже не слышал. Я пытался ей напоследок улыбнуться, но сомневаюсь, что у меня это получилось. Единственное. что я почувствовал, кроме боли, это то, как её теплые капельки слёз ударялись о моё лицо – кап.., кап…
Вот так оно всегда и случается. Просто и моментально. И даже совсем не страшною. Просто ощущаешь в конце какое-то облегчение.
Кровь окончательно залила мне глаза, и я уже больше ничего не видел, из последних сил удерживая в сознании лишь размышляя свою самую последнюю мысль.
Я не жалел, что поступил именно так. Я принял верное решение. Я закрыл девушку собой, словно стальным щитом. Беспросветный неудачник, не сделавший в своей жизни ничего полезного, заслуживает этого – он умирает, оставляя за собой наследие в виде живой девчонки. Верный расклад, правильный выход из сложившейся ситуации.
Ну вот и конец истории. Закончил я её верно и, думаю, никто не вправе меня судить. История жизни человека хороша лишь тогда, когда у неё достойный конец…
Нет… Не так…
Важно каким ты был человеком в течение своей жизни. Но ещё важнее, что ты сделал перед уходом из неё. В этом, наверное, и есть вся романтика нашего существования.
Холодно, становится холодно. Сердце моё: тук.., тук…
Кап… Кап…