Остров Врангеля.
Удивительно, но на острове народ болел крайне редко. Нельзя сказать, что не болел вообще. Иногда заезжие гости привозили грипп, но он как-то сам по себе быстро проходил. Видимо, нежные городские микробы и вирусы не выдерживали суровых полярных условий и тихо сдыхали сами по себе. Косвенно этот факт подтвердили московские микробиологи, которые исследовали воду, почву и воздух и были поражены. Когда орнитологи спросили их, можно ли пить сырую воду, то получили потрясающий ответ:
— Хоть из самой грязной лужи! Все равно в ней в тысячу раз этой пакости меньше, чем в московской водопроводной воде.
Но иногда нападали эпидемии совсем другого рода. И самой памятной была шахматная. Первыми «заболели» орнитологи, затем она перекинулась на все биологические отряды и, наконец, достигла поселка.
Надо отметить, что ее развитию способствовала погода, которая в этот год была на редкость отвратительная: замучили затяжные весенние пурги, а затем дожди с туманами и ураганными ветрами.
Москвич.
Вначале свихнулся отряд орнитологов. Спустя некоторое время там определилось два шахматиста, которые были примерно равные по силе, но заметно превосходили остальных. Поэтому играли в основном начальник отряда и Москвич. С переменным успехом. Причем, если выигрывал Москвич, то он принимал гордый и заносчивый вид, нахально требовал у Валентина Хлёсткина сгущенку, которую он любил как кот валерьянку и готов был ее потреблять в любое время дня и ночи. Сгущенка, как он заявлял, ему была необходима для подкормки серого вещества мозга, истерзанного хитроумными шахматными комбинациями. А на призыв соперника сыграть еще одну партию презрительно отвечал: «Учи дебюты!».
Заболели шахматами и «овцебычатники». Особенно начальник их отряда — Вовченко. Он, упоенный своими легкими победами над Домничем, через день прибегал к орнитологам попробовать свои силы. Играл он послабее, но очень азартно. Обычно он сражался с Капитаном, Москвич выступал в роли его советника.
— Не бойся, Володя, — говорил он, — это тебе не соперник, он просто бумажный тигр, как говорят китайцы, и мы его с тобой вместе враз одолеем! Меня только слушайся.
Капитан закусывал губу, и сражение начиналось. Постепенно объединенные силы начинали терпеть крах. И тогда Москвич обычно ретировался.
— Ой, Володя, — говорил он, — в какую мы с тобой задницу залезли! Теперь напряги волю и выпутывайся сам.
После этого он закуривал и с живым интересом смотрел, как Вовченко с треском проигрывал партию.
— Что-то ты в тактике не учел, а стратегия моя была правильная, зря ты ее не придерживался, — продолжал он, глубокомысленно выпуская клубы табачного дыма.
Вовченко на своей базе.
— От такого коварства Вовченко просто терял дар речи, отказывался даже от обеда и убегал к себе на базу, которая была примерно в 15 километрах от орнитологов.
— Нет достойных соперников, — подытоживал Москвич, — пускай учат дебюты!
Все изменилось, когда на гнездовье приехали киношники с Леннаучфильма. Играли они средне. Выделялся лишь директор фильма. Нельзя сказать, что он намного превосходил Капитана и Москвича по технике игры, но психологически задавил сразу. Играть с ним было тяжело. Он двигал фигуры по доске, а на лице его не отражалось никаких эмоций. Создавалось впечатление, что играешь с каким-то роботом. Поэтому орнитологи безнадежно продували одну игру за другой. И поскольку это уже задевало честь всего отряда, надо было срочно искать выход. И предприимчивый Москвич его нашел.
— А что, ребята, — осторожно поинтересовался он у остальных киношников, — на самом деле у вашего директора эмоции напрочь отсутствуют?
— Да нет, конечно, — раскрыл роковую тайну оператор, — он очень азартный человек. Вы попробуйте с ним сыграть на что-нибудь.
Совсем приунывшие шахматные лидеры так и сделали. При очередном появлении директора фильма, который подоспел прямо к обеду, Москвич после первой послеобеденной вкусной затяжки с невинным видом предложил ему сыграть одну партию.
— Да что с вами играть, — лениво потянувшись, заметил директор, — надоело все время выигрывать!
— А давай сыграем на интерес, — вдруг сказал Москвич.
— Это на деньги, что ли?
— Да нет, мы люди благородные, но бедные, давай на то, что проигравший помоет грязную посуду.
— Ну, быть по-вашему!
Игра началась. Вначале у директора было небольшое преимущество, затем после неоднократных напоминаний Москвича о немытой посуде, которая с нетерпением ждет проигравшего, он начал нервничать. Примерно на десятом ходу он откровенно «зевнул» крупную фигуру, и его положение резко ухудшилось. В общем, игру он с треском проиграл и тут же захотел отыграться.
— Хорошо, но если проиграешь, то отдраишь все кастрюли, — подключился Капитан.
И эту партию директор с треском проиграл.
— Не за то отец сына бил, что в карты играл, а за то, что отыгрывался, — философски заметил Боцман, который с плохо скрываевым интересом наблюдал за развитием шахматной баталии.
В дальнейшем директор фильма будто сошел с ума. Прибегал играть почти каждый день и превратился в кухонного рабочего у Боцмана. Ему больше не удавалось выиграть ни одной игры.
Наконец он вообще перестал приходить.
— Я не могу больше ходить к орнитологам, — жаловался он своим товарищам, — мне при входе в их балок просто хочется сразу снять штаны, поскольку знаю, что меня будут иметь по полной программе. Надо, наверное, срочно переходить на игру в карты.
— Не советую, — заметил оператор Саша, — я специально интересовался этим вопросом. Москвич заядлый преферансист экстра-класса, а Боцман играет только на деньги, кроме того, он в лагере прошел такие карточные университеты, что тебе и не снились. Поэтому их начальник разрешает только интеллектуальные игры. Следовательно, тут ничего не прокатит. Может тебе на шашки переквалифицироваться? Или просто отдадим тебя в аренду к Боцману. Хоть на еде тогда сэкономим!
— Пошли вы все к черту, не играю я больше в шахматы — и баста! — отрезал директор.
Но на этом шахматные страсти не закончились.
Остров Врангеля, поселок Ушаковское.
После окончания полевых работ отряд орнитологов перебазировался в поселок Ушаковский, где и пребывал в ожидании вертолета. Делать было решительно нечего, и члены отряда вначале превратились в работников быта.
Начальник чинил часы и фотоаппараты, другие — кто во что горазд, начиная от ремонта плиток, стиральных и швейных машин и заканчивая перегрузкой смерзшегося угля от домов в угольники предбанников. За эти подвиги они заслужили благодарность жителей, особенно их женской части. Но кончилась и эта работа, а вертолета так и не было из-за нелетной погоды.
В это время можно было часто видеть идущего по поселку Капитана с шахматной доской под мышкой, от которого местные аборигены в страхе разбегались. Лишь один был такой же свихнувшийся — Гриша Каургин. Он, хотя и играл в шахматы на редкость плохо, мечтал стать чемпионом поселка и был готов играть в любое время дня и ночи, если бы не жена и куча детей.
Однажды он и поведал капитану, что на ДЭСке (так называлась поселковая дизельная электростанция) объявился еще один шахматист.
Вечером начальник отряда отправился с шахматной доской на ДЭСку. Встретил его длинный, угрюмого вида мужик, который только заступил на ночное дежурство.
— Что, в шахматы пришел поиграть? — вместо приветствия спросил он.
— Да, если вы не против, — ответил Капитан.
— Да нет, очень даже за, — ответил тот, — вся ночь впереди!
Капитан — Евгений Сычёв — с птенцом кулика-камнешарки.
Капитан расставил фигуры и сделал первый ход. Противник нехотя отвечал. Спустя несколько ходов Капитан вдруг внезапно увидел, что попал, будто в железные клещи. Мат произошел примерно на десятом ходу.
— Ничего, — подумал он, — с кем не случается, нельзя быть самонадеянным, буду играть осторожнее.
Не тут-то было. Следующую партию он проиграл также с треском. Причем примерно с пятого хода попадал в типичное положение, которое шахматисты называют «цуцванг». Это когда твой последующий ход только ухудшает и без того неважное положение. Жуткое состояние. Наверное, то же самое испытывает жертва, зачарованная немигающим взглядом змеиных глаз. И убежать хочется, и двигаться нет сил.
Примерно после десяти проигранных партий Капитан тяжело взглянул на соперника.
— У вас, наверное, первый разряд? — с надеждой спросил он.
— Да нет, — спокойно ответил тот, — просто несколько баллов не хватает до титула гроссмейстера. А мастера спорта я получил лет пятнадцать назад.
У Капитана отпала челюсть.
— Что же вы раньше мне ничего не сказали? — возмущенно спросил он.
— А вы и не спрашивали; кроме того, со мной давно уже никто ни в поселке, ни на судне играть не садится.
Оказалось, что он механик судна, стоявшего под разгрузкой генгруза, которое пришло в поселок и застряло на неопределенное время из-за плохой ледовой обстановки. Поэтому механик устроился временно сменным мотористом на ДЭСку. Да и ночевать на судне осточертело. А его шахматное мастерство востребовано не было.
Вдвоем они проиграли всю ночь, причем к утру подружились, и механик преподал некоторые уроки шахматной теории, воспроизводя на память партии знаменитых шахматистов. В результате ночь пролетела незаметно, а через день прилетел вертолет и отряд отбыл на Мыс Шмидта и затем в Магадан. Так закончилась в этот год шахматная эпопея на острове Врангеля.