С самого начала Первой мировой войны более чем 90% всех поставок союзников в Россию шло через Владивосток. Мощности морского порта в десятки раз превышали максимальную пропускную способность Транссибирской железной дороги. Через два года подземная крепость практически прекратила своё существование. Все её подземные: туннели, штольни, хранилища, казематы и прочие сооружения, за исключением цепочки орудийных фортов круговой обороны города, были забиты самыми разнообразными военными и продовольственными припасами.
Несмотря на то, что в России произошла революция, а затем и гражданская война, щедро оплаченные ещё царским правительством поставки продолжали регулярно поступать во Владивосток до самого момента вступления Красной Армии в город. Никто даже приблизительно не мог сказать: где, в каком именно месте, в каком количестве в городе есть в наличии тот или иной вид снабжения.
Эльдорадо для спекулянтов и аферистов любого пошиба. Покупалось и продавалось по многому десятку раз, переходило из одних рук в другие, всё и вся. Не партиями или тоннами, а пароходами и эшелонами и только за наличность. Более двух третей всех свершённых за эти годы сделок, оплачивались исключительно в «вечном» эквиваленте: золоте царских червонцев, драгоценностях и серебряных американских долларах. Иного денежного расчёта, бывшие сибирские промышленники, а теперь самые активные участники подпольных торгов не признавали. На руках торговцев скопилось баснословное количество золота и драгоценностей. Создание буферной Дальневосточной Республики под защитой японских штыков вселило в торговцев твёрдое убеждение, что так будет всегда. Никто из них даже не думал переводить свои капиталы за границу.
Стремительное наступление Красной Армии не оставило для торговцев даже призрачного шанса выбора, как им сохранить свою золотую мошну. Оставаться в городе глупо, всё конфискуют большевики. Попытаться вывезти своё золото в Китай или Корею смертельно опасно. Хунхузы совсем потеряли страх. Пока поезд дойдёт до Харбина, банды остановят состав, обшарят, буквально выпотрошат весь багаж не менее десятка раз.
Оставалось всего одно очень зыбкое, но реально осуществимое решение. Дробить свой капитал на части, прятать его там, где ты живёшь, затем бежать вместе с частями белой армии в Китай, и, влача нищенское существование терпеть и ждать, теша себя надеждой на скорый крах большевизма.
Никто никогда не узнает, сколько золота и драгоценностей было спрятано бежавшими из России торговцами во Владивостоке.
Город-крепость Владивосток был закрытым городом «особо строгого пограничного режима».
Криминал в городе был, но свой, мелкий и доморощенный. Авантюристы всероссийского масштаба, залётные гастролирующие воры, ловцы госпожи удачи, которые уже давно просеяли сквозь чайное ситечко все руины дворянских особняков в Центральной России, не рисковали появляться в городе строго пограничного режима.
Тысячи схронов, забитых золотом и драгоценностями, на десятки лет пережив своих сгинувших на чужбине в горькой нищете хозяев, мирно дремали в тайниках не тревожимые никем.
Так продолжалось до тех пор, пока возвращающийся с сессии ООН через Владивосток Никита Сергеевич Хрущёв не принял эпохального решения «…Утереть нос Америке, и превратить Владивосток в самый красивый город на всём побережье Тихого Океана…».
Согласно плану общей реконструкции центральной части города, сносу подлежало более двух третей всех одно и двухэтажных зданий города.
Гранит, этот воистину вечный облицовочный и строительный камень во все времена высоко ценился у строителей. Его можно было использовать практически бесконечно, перенося из более старых построек в строительство новых. А уж такой, из которого были выложены все ливнево-отбойные стены дореволюционного Владивостока, огранённый, а самое главное — единого размера, не сохранить для будущих построек было бы кощунством.
С началом реконструкции города и сноса старых домов, ливнево-отбойные стены, не вписывающиеся в планировку новых зданий, не просто ломались, а аккуратно разбирались, а гранитные бруски вывозились в единое хранилище.
За зданием бывшей поликлиники Ленинского района, подлежащей сносу, была ливневая стена, которую надлежало разобрать, а затем и вывезти. Учитывая солидный вес каждого гранитного кирпичика, их число, а самое главное то, что расстояние от места разборки стены до места их погрузки, было более чем значительное, бригада, присланная для проведения данной работы, была многочисленной.
Как правило, отбойные стены не имеют добавочных укосов, но в местах, где грунт в основании фундамента стены не был монолитен и плотен, в обязательном порядке они стояли.
На ливневой стене бывшей поликлиники таких добавочных укосов было четыре. Приступать к разборке стены, прежде чем бульдозер не свернёт эти укосы, бригада права не имела. Но и стоять под мелким, но частым дождём глядя на то, как бульдозер крушит укосы, было очень глупо, а вдруг он их целый день крушить будет?
Члены бригада ринулась в вагончик-бытовку, вотчину прораба данного участка. Там они бесцеремонно оттёрли хозяина от стола, и, достав домино, тут же организовали турнир, игра на вылет. При этом все смолили сигареты так, что очень скоро от их дыма хоть топор вешай. Некурящий прораб попробовал возмутиться, но кто его стал слушать? Ведь бригада была не его, а чужая, специализирующаяся на разборке стен, разберут стену — и пока начальничек. Прораб матюгнулся раз-второй, для членов бригады это, что слону дробина. Кашляя и чертыхаясь, прораб поспешил на улицу, глотнуть свежего воздуха.
Выскочил за дверь и оторопел. Да они что, сговорились его с ума свести? Одни дымом травят, а бульдозерист видно надумал дизель на бульдозере запороть и на ремонт в мастерские встать. Надо же до какой глупости додумался, кладку целиком, единым махом снести. Упёрся отвалом в самый нижний ряд и на максимальной мощности давит на укос. Да без толку-то давит, под гусеницами от пробуксовки уже траншею вырыл, а укос как стоял, так и стоит.
Возмущённый такой вопиющий безалаберностью, прораб засунул в рот два пальца и оглушительно засвистел. Но увлечённый разговором с сидящими в кабине бульдозера двумя разнорабочими участка, тот его не услышал. Прораб подскочил к бульдозеру, рванул дверку, изгнал из кабины рабочих и сердито сказал: «А ну, отодвинься от рычагов. И откуда ты непутёвый на мою голову взялся? Чему тебя, дурака, только учили? Укос целиком завалить хочешь. Смотри и учись, как их сносить надо. Неспешно снял пару верхних рядков, сдал назад, снимай следующую пару, а дойдёшь до низа, то вообще по одному рядку кладки снимай. Здесь спешка не нужна, поспешишь, понадеешься на мощь, толку не будет, а вот дизель точно запорешь. Смотри и вникай».
Прораб, сев за рычаги аккуратно срезал с укоса два самых верхних ряда кладки. «Понял? Ну, тогда давай дерзай». Прораб уступил место бульдозеристу, спрыгнул на землю и напустился на стоящих рядом с бульдозером рабочих: «А вы что словно аршин проглотили, столбами стоите? Марш в бытовку, ещё не хватало мне, чтобы, промокнув, вы простыли, да на больничный пошли. Ну и участочек же мне достался».
Но оба рабочих, не слыша своего начальника, продолжали смотреть в сторону укоса, ибо они видели то, чего ни прораб, ни бульдозерист за закрывающего им обзор поднятого отвала, видеть не могли. Прораб посмотрел и тоже застыл с открытым от удивления ртом.
Ниже снятого прорабом верхнего ряда, как раз на стыке стены и укоса, словно ленивый ручеёк, из отбойной стены сыпались монеты.
Обидевшийся за полученную взбучку, бульдозерист, не стал аккуратно срезать ряды кладки, а сильно, во всю мощь, ударил отвалом.
Укос содрогнулся, несколько верхних брусков отлетело и вместо ленивого ручейка, из стены обрушился ни только широкий поток монет, но какие-то футляры, коробочки. Теперь золотой ручеек, льющийся из стены, увидал и бульдозерист, он выскочил из кабины, и вместе с рабочими подбежал к стене.
Зачарованные блеском золота, они оцепенело, словно кролики на удава, уставились на золотой ручеёк. Бульдозерист и рабочие смотрели, а прораб сосредоточенно думал…
В конце пятидесятых в городе проходила крупномасштабная компания по продаже населению разливных напитков и молока. Прицепы — бочки с молоком, пивом, квасом, медовухой с раннего утра до позднего вечера производили торговлю на разлив буквально на каждом углу. Но позднее санэпидемстанция запретила продавать на улицах молоко, а затем и пиво. Сотни бочек прицепов оказались совершенно не нужны не кому кроме… строителей. Теперь в зависимости от размаха строительства или реконструкции, такие, но уже с питьевой водой бочки-прицепы, стали обязательным атрибутом любой из строительных площадок города.
…Согласно правилам техники безопасности при любом строительстве в зоне жилого массива, строительная площадка в обязательном порядке огораживается глухим высоким забором. Учитывая то, что снос это не долгосрочное строительство, ставить забор посчитали излишним, и ограничились переносными решётчатыми металлическими ограждениями.
Именно эти два изложенные выше обстоятельства, плюс то, что въезд в город десяти тысяч вербованных строителей изрядно изменил к худшему криминальную обстановку. Отныне все центральные улицы города постоянно патрулировались парными милицейскими патрулями и стали базисом плана прораба.
Каким образом, не вызывая не малейших подозрений, они могут утаить от власти весьма значительную часть найденного клада, было пока непонятно…
Золотой поток становился всё меньше и меньше, его исток истощался. И вот последняя монетка, блеснув, словно золотая рыбка, выпала из проёма стены и присоединилась к своим сёстрам. Эта монетка, словно сигнал стартового пистолета, вывела из ступора рабочих.
Они напряглись, подтянулись, чтобы в следующий момент ринуться к этой золотой кучке, и, отталкивая других хватать, набивать свои карманы этим, свалившимся им на головы сказочным богатством. Но грозное и властное: «Стоять!!! Кто дёрнется, прикончу прямо на месте!» — остановило их.
Прораб был мужик серьёзный, и не терпящий никаких возражений от подчинённых. Если он не только приказал рабочим стоять, но в качестве весомого аргумента, поднял отрезок толстой металлической трубы, было ясно, у этого слова с делом не разминутся. Сказал, что убьёт и точно пришибёт, рабочие застыли на месте.
Прораб подошёл к ним вплотную и тихо, но грозно сказал: «Слушайте меня как бога, и я сделаю вас самыми богатыми людьми в России. Не смейте даже мечтать взять себе хотя бы одну-единственную монетку, ибо это срок и не малый, всем нам четверым. Спрятать весь клад целиком, нам не по силам. Мы возьмём лишь только часть, но этого каждому хватит до конца жизни. Делайте, что скажу, и вы никогда об этом не пожалеете. Один рабочий в бульдозер, цепляйте и тащите сюда бочку с водой. А ты поставь её здесь так, чтобы бочка закрыла собой балок, а бульдозер закрывал обзор с улицы. Второй рабочий мухой в тепляк и тащи сюда пару чистых вёдер».
Связанная общей тайной, постоянно получающая ценные указания от прораба, четвёрка действовала так слаженно и быстро, словно они всю свою жизнь только тем и занимались, что прятали золотые клады и драгоценности. Прораб и бульдозерист выбирали из кучи песка и мусора золотые монеты, складывали их в вёдра и передавали рабочему. Тот тащил их к бочке, с натугой поднимал, второй рабочий осторожно, не привлекая чужого внимания, высыпал золото в открытый люк бочки.
Наконец, прораб сказал: «Всё, жадность фраера губит. Бросаем в бочку четыре самых больших футляра, что там, посмотрим потом, и зачищаем хвосты. Значит так, тащи бочку назад и ставь её буквально впритык к ограждению. Как поставишь, сразу назад и бей со всего маха отвалом в укос. Я заглядывал в дыру, там ещё много монет. Вот они, просыпавшись, и скроют все наши следы. А ты, бери нож и пробей им оба баллона на бочке, но пробей ещё до того, как бульдозер её на место поставит. Да внимательно проследи, чтобы эти дыры внизу, под шинами, невидимыми оказались. Теперь слушайте и запоминайте.
Вы, намокнув под дождём, залезли в кабину к бульдозеристу, чтобы согреться. Я, выйдя из балка, хотел вас прогнать и подошёл к бульдозеру, в этот момент бульдозерист ударил по укосу, и посыпались монеты. Вы даже не успели вылезти из кабины и подойти к ним, потому что я, тут же криком подозвал проходящий мимо милицейский патруль. А уж они, никого из нас и близко к монетам не подпустили. Эти милиционеры и станут нашим алиби».
Всё произошло согласно спонтанной, но логически обоснованной задумке прораба. Ждать появления парного милицейского патруля в самом центре города долго не пришлось. Едва они появились, как прораб истошно и пронзительно завопил.
Патрульные изумлённо посмотрели на кричавшего, прораб завопил ещё громче и призывно замахал руками, те со всех ног поспешили к нему. Прораб, потерявший от изумления способность не только говорить, но и двигаться, топтался на одном месте, кричал и тыкал пальцем в сторону стены.
Милиционеры посмотрели и обомлели. Под стеной, на конусе песка и строительного мусора, переливаясь всеми цветами радуги, блистали какие-то то ли камни, а вокруг них россыпи жёлтых и белых монет. Было отчего потерять способность передвигаться и говорить, и именно это, особо отметят в своих рапортах оба милиционера. Тем самым, официально подтвердив полное алиби всей четвёрки.
Через несколько дней в краевой газете «Красное Знамя» будет опубликована статья о самом большом кладе Владивостока, найденном при сносе ливневой стены. Более тысячи штук золотых царских червонцев, тысяча пятьсот серебряных американских долларов, свыше пятисот золотых монет различных зарубежных стран и огромное количество драгоценных ювелирных изделий, для оценки которых требуются большие специалисты-ювелиры.
Остаётся только поражаться тому, как прораб в считаные мгновенья сумел так тонко и безупречно рассчитать буквально всё, до самых ничтожных мелочей.
Семь суток люди комитета провели на объекте, тщательно исследуя буквально каждый сантиметр. Затем ещё двое комитетчиков находились здесь круглосуточно до тех пор, пока рабочие полностью не разобрали и не вывезли, всю отбойную стену. Никому и в голову не пришло заглянуть в люк стоящей впритык к пешеходному тротуару бочки с водой.
Самый надёжный способ спрятать, это совсем ничего не прятать, оставив скрываемое на самом виду. Прораб с блеском воплотил этот девиз в жизнь, спрятав похищенное золото прямо у тротуара центральной улицы Владивостока. И в приказе пробить оба колеса прицепа, был заложен безупречный расчёт.
Раз в неделю на строительный объект привозили другую бочку с водой, а пустую увозили. Если по какой-либо причине баллоны на прицепе бочки спускали, а заниматься их заменой среди строителей было некому, то приходила машина-водовозка и на месте заправляла бочку свежей водой. Баллоны менялись, когда работы заканчивались, и участок перебрасывали на другой объект. Тут хочешь, не хочешь, но менять баллоны придётся. Пусть и пустой, но на спущенных скатах прицеп, таскать по улицам города ГАИ не разрешит.
Снос, а затем и благоустройство продолжались свыше четырёх недель, и всё это время золото спокойно лежало на дне бочки. Извлекут его оттуда, лишь после того, как участок, а вместе с ним и бочку перебросят на другой объект. Только там, основательно накачав сторожа спиртным, прораб даст своё добро, слить с бочки воду, и извлечь золото. Этот срок был определён прорабом не случайно.
Он с самого начала понимал, с людьми какого пошиба его свело золото. День дележа золота, обязан стать последним днём его пребывания в этом городе, и он основательно подготовился. Выслал своему другу детства денежный перевод, а в телефонном разговоре попросил его дать ему срочную, заверенную врачом, телеграмму о тяжёлой болезни матери. На момент дележа золота, в его кармане уже лежал билет на фирменный поезд «Россия».
Прораб был прав, рабочие не сумели выдержать даже двух месяцев, и были задержаны с поличным, при попытке продажи золота. Общее число изъятых у них комитетом золотых монет, как об этом сообщалось в краевых СМИ, было свыше двух тысяч штук. Но какой была первоначальная величина утаённого, и какую, вне всяких сомнений, большую часть его, взял себе прораб? Какие драгоценности находились в четырёх больших футлярах? Ответ на этот вопрос, мог дать только сам прораб, который покинул город сразу же после дележа клада и на которого уже объявлен всесоюзный розыск.
Ни о прорабе, ни о том, чем закончился уголовный процесс над тремя задержанными горе-кладоискателями, в официальной прессе уже не сообщалось. Более того, отныне и уже навсегда, из СМИ Приморья исчезла любая информация: о кладах, незаконных операций с продажей золота. Но было уже поздно.
Дух золотого тельца уже вырвался из своего заточения и прочно завладел умами жителей Владивостока. О том, что во времена революции и гражданской войны, их город был вселенской барахолкой, ежедневный оборот торговых сделок которой, исчислялся миллионами, хорошо знали все старожилы города.
Были они хорошо наслышаны и о том, что только редким счастливцам удалось вывезти свои капиталы из России, но не придавали этому значения. Даже снос старых зданий в связи с началом реконструкции города, и сообщения в СМИ о найденных кладах, не вызвали никакого ажиотажа кладоискательства среди горожан, ведь все они были небольшими. Теперь ситуация кардинально изменилась, если даже исходить из официальных сообщений СМИ, то речь шла о кладе величиной более чем в пять тысяч золотых и серебряных монет. Людей бросало в жар при подсчёте примерной стоимости найденного клада, и ледяной озноб при мысли, что на месте этих рабочих могли оказаться они сами.
Золотая лихорадка властно охватила все старые, до революционной постройки, кварталы города. Совсем иными глазами горожане стали смотреть на старые дома, каменную кладку ограды, отбойные стены.
Навряд ли в те годы был хотя бы один проживающий в старом доме горожанин, который не пытался тайком, простукать стены, полы своей квартиры в надежде найти золотой клад.
Ведь речь шла о суммарной золотой мошне всех промышленников Сибири и Дальнего Востока, которую они, преумножив в десятки раз за годы «вселенской барахолки», так и не сумели вывезти из России, спрятав во Владивостоке.