Да… Давно это было… Деревья тогда ещё были большими… Сахар опять таки был сладок, а соль – то, соль… Ухххх… Да, вот ещё газировка была вкусной, а квас уже был не тот… Не тот стал квасок… Перестройка…Наделал дел комбайнёр… Мать его в…
Они тогда всей семьёй переехали в этот южный городишко с самого Крайнего Севера. Как то вот так получилось… Все бежали… Ну вот и они. Это уже потом, после той, первой волны беженцев, понемножку начало приходить осмысление произошедшего. Что вот может и не надо было, вот так резко бросать всё, даже дверь новой, ни разу не открывшейся квартиры. И тоже потом, ему всегда приходило на ум сравнение ихнего тогдашнего, спешного отъезда, с булгаковским «Бегом». Конечно, он был далеко не Чернота, но вот поступки литературных героев «давно минувших дней», очень напоминали теперешние, разве что стрельбы не было… Хотя нет, была!… Из танков по дому… Белому…
Самым главным его утешением было то, что остальной семье, здесь, было по душе. Ну а когда всем хорошо, чего уж там на одного внимания обращать… Спасала водка. Нет, алкоголиком он не стал, хотя вполне отдавал себе отчёт, что мог бы. Да и работа не позволяла – он всё также, как и на Севере, гонял по России большегрузные «фуры».
Работа – это, пожалуй, всё что оставалось у него. Хотя времена внесли свои коррективы. Раньше государство платило ему деньги, а теперь – здоровый, толстый, «новый российский армянин»! Тот платил ему, а он уже развозил деньги по всей стране, раздавая на «ментовских» постах, надбавку к денежному довольствию дорожным инспекторам. И от того, насколько умело он договорится со стражами дорог, зависела и его «зарплата»! Вот и колесил он от Калининграда до Челябинска.
Один раз Господь, чуть не сподобил даже в заграницу поехать на его полу убитом временем и дорогами «Мазе». На таможне у «погранца» забугорного, аж фуражка дыбом встала, когда его «фура», пыхтя клубами дыма плохо сгоревшей соляры, взобралась на весы! «Гжекая» и «пшекая», польский таможенник обливаясь потом, пролез под тягачом и прицепом, убеждаясь, что с весами у него на посту в порядке и лишь потом с тысячами извинений, сбиваясь с польского на русский и обратно, объяснил, что на ихних дорогах, нельзя ездить с таким перегрузом, но за своё лояльное отношение, поляк запросил столько, что на ум сразу пришёл афоризм неизвестно где и когда услышанный: — «Чем больше я узнаю таможенников, тем больше мне нравятся гаишники!» Так и не пустил, лях проклятый…Там то и было всего тонн тридцать пять на двадцатитонной «фуре»… Подумаешь…
А пока все ютились в маленькой «хрущёвской» «трёшке», заработанной потом и кровью на тех же самых северах.
Разговоры о домашних животных, всегда оставались лишь разговорами. Но всё равно без них не обошлось. Вопреки всему, неожиданно даже для самих себя, они завели сиамского котёнка. Зверь был шикарный. Самых королевских кровей, с синими глазищами, перламутровой шкурой с серебряным отливом, за что ему тут же было присвоена кличка «Сильвер», и почему то ломаным кончиком хвоста. Им популярно объяснили, что это и есть один из тех самых королевских признаков.
На удивление всем расхожим мнениям, о беспощадности сиамских выродков, котяра оказался добродушным зверюгой, ну по крайней мере, ко всем членам семейства, которое к тому времени уже успело пополниться новорожденным. Но всё ж таки кровь далёкой Сиамии, давала о себе знать! Время от времени на него находил «бздык», и тогда вся квартирка превращалась в поле боя. Правда воевал «заморский прынц», сам с собой! Пыль летела клочьями, напополам с кусками от мебельной обшивки.
С далёких северных краёв они привезли рога огромного лося, прямо вместе с головой и ушами, а отростков на рогах было столько, что считая прожитые тем лосём годы, на ум приходило всегда одно и тоже – «Ну не живут столько!» Так вот в отростках этих самых рог и показывал свои чудеса эквилибристики потомок Багиры. Ну может и не Багиры, а ещё какой нибудь заморской Сигизмунды. Набегавшись по вертикальным плоскостям, пустив пыль со всех ковров, которых кстати, как и у всех уважающих себя советских северян, было ровно на пять штук больше, чем стен и полов во всей квартире, он затаивался у лося между ушей. И только по кончику поломанного хвоста, свисающего с его логова, можно было определить, где, как говаривала жена – «притаилась эта бесстыжая тварь».
За цвет, наглость и хамство по отношению к лосю его и прозвали – Джон Сильвер! Сначала ведь так и было – Сильвер, но в свете его выходок и флибустьерских замашек – Джон, пристало как то само собой.
А когда он приезжал с рейса, весь пропахший с ног до головы абсолютно чужими запахами, кот становился похожим на кухонный, посудный ёршик! Только что не плевался, образина! Демонстративно уходил на балкон и садился на самом дальнем краю кронштейна, на котором сушилось бельё! Вылитый пират на марсовой рее! Аж дух замирал глядя на него, сидящего на самом краю, под порывами ветра! Может конечно и не высоко – третий этаж, но прохожие с уважение головы задирали! И только после принятия душа и всяческих увещеваний, задабриваний и разного рода «кис – кисей», приходил и позволял себя погладить.
Но пришёл конец и этому разгильдяйству. В один из «бздыков», когда взъерошенный Джон Сильвер уселся на свою рею на фок – мачте, внезапно налетел порыв сильного ветра и потомок сиамских флибустьеров, исчез с поля зрения. Сначала никто и не поняли, куда делся этот пиратский выкормыш. А когда дошло – кинулись вниз. Правду говорят, у кошки несколько жизней! В нашем случае – у кота! Джон Сильвер сидел в самой середине куста шиповника, росшего под балконом, и икал! В его круглых глазах было два вопроса: кто и зачем? На нём не нашли ни царапины, ни одной иголочки от куста шиповника, причём пока его вытаскивали оттуда, у всех без исключения спасателей, все руки были в занозах! Спасённый, осмотренный и обласканный, котяра забрался к лосю на рога, и весь вечер не сходил оттуда, видимо обдумывая свою дальнейшую жизнь. Каково же было удивление домашних рано утром, увидевших его сидящего опять на самом краю его небесного трамплина! Никаких объяснений, кроме того, что коту надоело жить, на ум не пришло!
В тот раз рейс выдался длинным. Дома его не было недели три. Сотовых телефонов тогда ещё не было, вернее они были, но не у всех и он не попадал в то число. И приехав домой, был обескуражен, что кот не кинулся как обычно встречать его, резким мяуканьем и фырканьем. Дома было непривычно. Даже внук, обычно крикливый и шебутной, вёл себя тихо. Сразу ёкнуло, зашлось сердце и подумалось о самом плохом. Потихоньку, стараясь не разбередить боль притаившуюся в груди, присел прямо в прихожей на обувную тумбу. Вышла хмурая жена:
— Приехал? Что-то долго. Устал?
— А где все? Тихо у нас…
— В деревню подались. Зять, там какой то сабантуй устраивает.
— А у нас всё нормально?
— Нормально…
Разделся, поставив походный чемоданчик – балетку на своё законное место, снял обувь, всё ещё внутренне ожидая, что вот сейчас выскочит взъерошенный кот… Никого… Осторожно, как на ощупь, прошёл в комнату, оглядываясь по сторонам:
— Мать, а где Сильвер?
С кухни донёсся прерывистый полувздох – полувсхлип:
— Нету.
— Как, нету? А где?
— Ну нету и всё! Закопали!
— Чё ты мелешь, как закопали?! – неожиданно даже для себя, заорал он.
— Помер.
Сел в комнате на кресло, положив большие натруженные руки на колени:
— Ну что я из тебя как клещами должен вытаскивать? Толком рассказать можешь?
Жена вышла из кухни. Глаза были полны слёз. Дрожащим голосом принялась рассказывать:
— Как ты уехал, он весь день сидел на своей жёрдочке балконной. Только на ночь еле – еле уговорили зайти в квартиру, а с раннего утра, опять на балкон…Невестка попыталась снять, да куда там! Ну и упал! Что уж там случилось…То ли ветер дунул, то ли засмотрелся…Глядь, а его нет! Опять упал…Да неудачно как то…прямо на поребрик тротуарный…И отбил себе что то внутри. Сын с невесткой сразу повезли его в лечебницу. Операцию сделали, а вот после наркоза, так и не вычухался – и уже не сдерживаясь заплакала, растирая слёзы по щекам: — Жалко….
Дни шли за днями, душевная рана постепенно затягивалась, когда однажды в квартиру позвонили. Он как раз был дома. В дверях стояла соседка с соседнего подъезда со свёртком в руках:
— Добрый день, Владимир Михалыч.
— Добрый, добрый…
— Вы уж извините за нежданный визит, я слышала про ваше горе, ну, на счёт кота. Так уж получалось, то вы в командировке были, то мне недосуг прийти было. Так вот, как-то раз, ваш котик у нас в гостях был, у меня ведь тоже сиамская киска, вот и принесла моя Маня приплод, а один котейка, ну просто вылитый ваш Сильвер! Вот гляньте, я принесла! Не захотите, воля ваша, его с радостью соседи возьмут! – и она развернула держащий в руках тряпичный пакет.
В образовавшуюся прореху тут же высунулись два озорных синих глазища, усатая, шкодливая рожица невероятного цвета небесной голубизны, подёрнутой лёгким морозцем! Сердце ёкнуло, ухнуло куда то вниз, в носу что-то защипало, руки непроизвольно потянулись к свёртку!
Не дожидаясь, продолжения событий со стороны людей, мохнарылое чудесное безобразие, с лёгкостью освободился от сковывающего покрывала и пренебрегая дружеского жеста протянутой руки, сам в мгновение ока, взгромоздился к нему на плечо и уткнувшись в ухо, сразу завёл свою нескончаемую и так хорошо знакомую мурлыкающую песенку.
Ноги предательски ослабли, домашние тапочки на ногах, показались тяжёлыми, полными воды болотными сапогами, когда он, позабыв про стоящую в дверях соседку, пошаркал внутрь квартиры, чуть не столкнувшись в узком проходе, со спешащей на внезапно образовавшуюся тишину, женой:
— Проходи, проходи в дом, Зинаида Ивановна…
— Да что уж там, Лидочка, побегу я. Вот котейку Михалычу принесла, а то как уж он переживал по Сильверу. Прямо потерянный весь, я ж вижу! Да что, я! Мужики во дворе вон, и то заметили: — Михалыч уж который день не в рейсе, а домино в руки не берёт!
За разговором, женщины постепенно переместились в места своего постоянного обитания – на кухню.
А новый жилец, спрыгнув с рук, постепенно обходил свои новые владения, оглядывая и обнюхивая всё и вся, смешно тараща глазищи на незнакомые вещи, отпрыгивая в сторону при малейшем, непонятном его кошачьему мозгу движении воздуха или занавесок, а большой седой мужчина, в руках которого в былые времена штурмовой пулемёт, смотрелся как игрушечный, стоял и с ласковой улыбкой смотрел на новоиспечённого хозяина окрестностей. Ну прямо как Король – Лев из мультика, что крутил внук все дни напролёт! Ну вот лев из сиамского кота никудышний, а вот король…И дабы не менять «аглицкую» традицию дали имя вновь приобретённому зверю – Кинг! Король, одним словом!
Да… И сколько ж мало надо для счастья тебе, человек! Быть уверенным, что твоя доброта и ласка необходима тому, кто меньше и слабей!
Складываясь из минут и дней, месяцы незаметно становятся годами. Странная штука жизнь: чем старше становишься, тем больше хочется жить! В пору бурной молодости, год жизни ценился не больше минуты! Ах как легко произносилось, глядя на какую нибудь блондинку: — «Пол жизни б отдал за ночь с такой кралей!»
С некоторых пор, ночи стали длиннее дней. Девать себя стало просто некуда. Работа закончилась внезапно и окончательно — беспредел на дорогах стал просто невыносим. Последней каплей с ранением навылет, стал «наезд» по дороге домой.
Уже за Ростовом, пропускал идущую на обгон «шестёрку», на неё и внимания особо не обратил — «достали» уже эти местные джигиты, когда услышал сдавленный вскрик своего «масломера»- помощника Сашка — молодого парня, недавно получившего «права» и желающего страстно стать, как стало сейчас модно говорить, «дальнобойщиком», и по совместительству являющимся сыном его старинного друга:
— Глянь, Михалыч, он что, очумел?!
Стараясь особо не отвлекаться от дороги — осенней порой, в круговерти опавшей листвы пополам с грязной водой, летящей со всех сторон, это было небезопасно — скосил взгляд влево.
Из окна, обгонявшей их уже не в первый раз машины, на них, хищно покачиваясь, из полуоткрытого окна смотрел ствол автомата. На своём веку, стволов автоматных, он наверняка повидал поболее, чем годов тому недоумку, который решил его напугать. Но делать то что то было надо, кто ж его придурка мать знает, может ещё и впрямь палить начнёт!
Согласно кивнув головой, глядя уже прямо на эту «шестёрку», он видел боковым зрением, что дорога плавно сужаясь, переходит в мост с высокими бетонными краями, и они, как парочка влюблённых, держась за руки, влетают в это узкое пространство, выход из которого предназначен был только для одного – того, кто больше и тяжелее! Куда смотрел и что думал водитель той легковушки, спросить так и не удалось. Скрежет металла, запредельный крик отчаяния, сноп искр, как из под наждачного камня, точившего нож — всё поглотил рёв дизеля, усиленного насосом турбонаддува – пришлось дать полный «газ», навстречу двигалась целая колонна машин и надо было успеть выскочить первым из узкого пространства.
Колёса трала, прижав неугомонную «шестёрку» к бетону сделали из неё, что то наподобие гоночного двухколёсного велосипеда, выплюнув исковерканный кусок металл далеко от дороги. Дикий хохот его «масломера» отвлёк его внимание от зеркал заднего вида, в которые он пытался хоть что то рассмотреть.
— Дядь, Вова! Ты видал?! Ну ты даёшь! Молодец! Давай остановимся, глянем! Ни фига, ты их растёр!
— Заткнись, придурок, ты что, думаешь, они в одиночку решили нас на «абордаж» брать?! – чуть ли не впервые, он вызверился на молодого напарника,
— Нам сейчас надо как можно быстрее домой валить! Сколько до дому? Километров сто пятьдесят? Много! Надо с центральной трассы уходить. Сейчас вот недалеко базарчик будет, а за ним, в аккурат съезд на второстепенную дорогу. Там вёрст на тридцать далече, да и дорога похуже, но гаишников нету. А то мне кажется, нас на всех постах через час ждать будут и менты, и бандюки!
Притормозив возле раскинувшихся вдоль дороги вольных торговцев, торгующих всем, чем не попадя, он отправил молодого купить пару пирожков, да водички минеральной. От таких событий в горле стало сухо, как в арыке у старого моджахеда. Он и сам выпрыгнул с машины размяться, да посмотреть, что и как.
— Однако!
Из под прицепа хлестала струя дизельного топлива! Бегом кинулся туда!
— Ах ты ж, банка консервная!
Злополучная «шестёрка» успела – таки сделать своё поганое дело! Топливный, сливной кран на дополнительном баке, висевший под прицепом, оказался срезанный под корешок, и соляра лилась водопадом! Быстро кинувшись к инструментам, мигом схватил нужное. Пара минут, и добротный «чопик», спроворенный из ручки молотка, крепко сидел на своём месте! Особо не озадачиваясь порядком, побросал всё на место, первым попавшимся куском тряпки вытирая руки, взгромоздился за руль.
— Дядь, Вов, ты видел, у нас на прицепе, все колёса в краске от того «жигуля»!- весело сказал его подошедший парнишка, — даже внутри дисков краска слоями!
— Не туда смотришь! Нам эта банка консервная, кран с «колымбака» срезала! Я «чопик» на скорую руку спроворил, авось до дома не выскочит! Садись давай, надо в темпе фокстрота двигать! Может ещё и успеем выскочить!
Но не успели… Сразу после съезда на грунтовку, «Маз» завяз в глине, как пленный румын, в октябрьской грязи. Тяжёлая «совтрансавтовская» фура накрепко села в раскисшей колее. А пока пытались в четыре руки откопаться, тут и «кавалерия» подоспела на двух джипах, и ещё одной шестёрки – раздолбайке. У него ещё была мысль миром решить вопрос, но увидев нескольких человек, высаживающихся десантом с легковушек, с таким арсеналом в руках, что и Терминатору стало бы завидно, понял, что все надежды его тщетны. Но ведь и надежда, как известно, умирает последней, поэтому и он, слабо веря в то, что всё обойдётся, делал вид, что всё также ковыряется возле заднего колеса, подкладывая в грязь наломанные ветки.
Ещё только когда послышался гул, и вдалеке лишь замаячили легковушки, он сразу метнулся в кабину, выхватил из за сиденья свёрток, и разматывая промасленную тряпицу, приказал молодому напарнику:
— Слышь, парень, давай не будем играть в Павок Корчагиных и Александров Матросовых! За «фурой» перелесок, его с дороги не видно, дуй туда, не спорь со мной! Мне одному легче отбрехаться будет. Да и перед батькой твоим неудобно получится, он тебя мне дал не для того, чтобы…
Дальше слов подобрать подходящих он не смог, и лишь махнул рукой в сторону леса:
— Шуруй! Или беги куда подальше, или затаись. А как закончится эта свистопляска, сам решай по ходу, что и как…
Как у всякого уважающего себя дальнобойщика, у него для таких вот случаев была припасена «приблуда» — тщательно хранимый от чужих глаз, заботливо смазанный и ухоженный, старенький «наган», прошедший неизвестно сколько войн, выменянный им на одной из стоянок у одного из коллег. Все гнёзда в барабане были заполнены, а вот больше патронов не было! Кто ж знал, что их столько, этих басурманов, будет!
Вот засунув наган сзади за пояс, всё ещё в надежде, что пронесёт, он и ждал продолжения событий, ковыряясь лопатой в размокшей колее, больше для отвода глаз, да и для собственного успокоения. Когда то это уже было… Под Новый Год, в жаркой пустыне далёкого Египта… вот также он и стоял, сжимая в руках сапёрную лопатку. Сзади догорали остатки радиорелейной станции, а его обступали израильтяне…Форма на нём была арабской, цвет кожи за время его командировки, стал ничем не отличаться от местных Тутенхамонов, вот только с языком была извечная проблема… Дальше общеизвестных фраз, типа «Дай хлеба, здравствуй, да иди на хер», — дело не пошло… Поэтому на все вопросы, адресованные к нему подходившими солдатами, он глупо улыбался и разводил руками. Наверное это и ввело их в заблуждение — закинув автоматы за плечи, они решили навалиться на него всей гурьбой…
Да… Жарко тогда было в пустыне…Пропитанную потом и чужой кровью гимнастёрку хоть и жаль было, пришлось выкинуть. Хоть и говорят: «Пустыня, пустыня…»… Мухи и там, неизвестно откуда навалились… А снимать с тех израильтян гимнастёрки уже было как то и не с руки… Да и нечего там снимать уже было, по правде говоря, острая была лопатка сапёрная то…
Поэтому, перехватив поудобнее русскую штыковую лопату, он ждал, когда эта гопота подойдёт поближе. То ли и вправду вид у него, как и тогда в пустыне, был придурошный, то ли ещё почему то, но подошли эти «новые хозяева жизни» к нему вплотную:
— Ты чего вытворяешь, козёл старый?! Ты в натуре, или в зеркала не смотришь, или спецом нашего «братана» с трассы скинул?! И в бега подался? Ты хоть представляешь, что сейчас мы с тобой делать будем? А может ты отмороженный по пояс? Или на всю голову? – особенно выделялся один, на вид, самый тщедушный, прыщавый, с длинными волосами, недоумок.
— Об чём речь, братишки?! – на всякий случай он решил «включить дурака», — кого это я в этой грязи с трассы скинул? Вокруг на три версты не одной души!
Длинноволосый не «повёлся» на его «басню», с размаху сразу залепил ему по носу! Удар, как таковой, был силы не большой, но кровь пустил качественно! Специально для зрителей, он и начал круговыми движениями размазывать кровь по всему лицу, одновременно причитая и стараясь этим переключить внимание нападавших. Но не лопату из рук не выпустил, не глаза ни на секунду не прикрыл! Прижавшись спиной к трейлеру, он что то бубнил, типа «я не я и тачка не моя…»
Но с каждой секундой видел, что кровь только распалила недоумка, вот уже и ноги в ход пошли! Уворачиваясь от ударов, подставляя то колени, то черенок лопаты, умудрялся не отрывать спины от прицепа. В глубине души всё ещё надеялся, что дело и закончится парой зуботычин, пока из джипа не показался верховный главнокомандующий! Ковыряясь в зубах, неспешной вальяжной походкой, подходил, стараясь выглядеть как можно эффектней. Ещё один «коза ностра»!
В длинном кожаном плаще, в широкополой шляпе, белом шарфе и белых перчатках, смотрелся он, прямо скажем, несколько комично, среди осенней распутицы в зоне умеренного чернозёма! Даже в этой ситуации, губы сами стали растягиваться в дурацкую улыбку, но в это время прилетел очередной удар в лицо и волей – неволей пришлось ухмылку согнать! Стараясь показать свою прыть, уже почти все архаровцы, охаживали его своими конечностями. Особого вреда они то конечно не наносили, но и назвать эту процедуру массажем, язык тоже не поворачивался!
— Так, ну-ка притормозите, пацаны, надо хоть спросить у сердешного, может он уже понял свою ошибку и кается?!
-А, сердешный? Может, чего сказать хочешь?
Стараясь всем своим видом показывать смирение и раскаяние, размазывая кровь и слюни по всему лицу, одновременно зорко следя за всеми перемещениями вокруг себя, он плачущим голосом, вкладывая в него как можно больше тоски и жалости, проблеял:
— Мужики, не бейте! Ну чего вам надо! Иду домой, пустой, без груза, менты уже и так, как липку ободрали, хотел вот срезать малёхо, а тут вона — дорогу развезло! Вам то чего от меня надо? Кого я с трассы скинул? Когда? Где? Я уже часа два, тут целину поднимаю!
Главнокомандующий шутки не оценил, по хозяйски кинул взгляд на машину, долгим взглядом посмотрел вокруг. Все вокруг вроде как замерли, ожидая вердикта, а он возьми да ляпни, неожиданно для обеих сторон:
— Чё притихли? Взялись валить, так делайте! Чего вы мозоли об него бьёте?! Стрельните разок, да и прикопайте по быстрому! Слышь, ты, Чак Норис недоделанный! – обращаясь к патлатому, скомандовал генералиссимус, — Дуй по «бурому» до дороги, там наш Костян дожидается команды на своём тракторе, тащи его сюда, надо ж будет вытаскивать наше приобретение из плена!
Вот тут и закончилась игра в поддавки!
Как это – «вали»?! Что я вам, шалава «плечевая» что ли? Да и вас, козлов, нельзя далеко отпускать друг от друга – пронеслось у него в мозгу! Вернее, только началась мысль эта формироваться, а руки уже точно знали поставленную задачу! Взмахом ресницы взлетела лопата над головой посланца, и уже опускаясь боевым секатором на этот бестолковый отросток, успела её опередить мысль, посланная вдогонку
– Может не надо так, а?! Может плашмя?
Ахнул воздух под напором куска металла, дёрнулась голова – удар пришёлся в аккурат по затылку! Мордой лица страдалец проехался по борту прицепа, но он уже этого не чувствовал – мозг было в глубокой отключке!
Наган сам прыгнул в руку – Ках, ках, ках, ках — старался не попасть в жизненно важные точки – ну а там уж, как Господь даст! Эти недоумки, так видать ничего и не поняли, что их, как куропачей на утренней зорьке сняли! А вот главный тетерев – понял! Даром, что плащ такой длинный, да сам видный – как дал бегом к своему джипяре – любо – дорого!
-Ках! – ну этому то, сам Бог велел в коленку! Есть такое дело! – заорал так, что аж вороньё в перелеске переполошилось! Скажи ж ты! Выстрелов не испугались, а тут – гомон подняли!
Взвыл мотор, полетели комья грязи!
– Эх, как же я не углядел – за рулём то один остался!
Став на одно колено, как в тире, положив на согнутую в локте руку пистолет, тщательно прицелился, ведя его, как можно плавне…ках! Есть! Аж ашмётки полетели! Джип ткнулся радиатором в небольшое деревцо! Из кабины с поднятыми руками вылезло ещё одно длинноволосое чудище, только у этого вдобавок ещё и серьга в ухе! Оба – на! На сексуальное меньшинство нарвался, что ли?! Глянь –ка, я ему ещё ничего не делал, а он уже плачет! Точно мерзость пассивная! Господи, вот времена пошли, педики, и те в бандюки лезут?! Я ему ещё слова не сказал, а он с поднятыми руками уже и улёгся! Чё ты ложишься, пакость, ты меня можа попутал с кем?!…А! Он то не знает, что патрон то последний был!
— Ну и чего ты чего там разлёгся, дырявый?- тот поднял голову,
— Иди сюда!
Не опуская рук, он начал подниматься, показывая всем своим видом, саму покорность.
— У тебя в машине верёвка есть?
Кивок головой.
— Бери и неси сюда! Быстро!
И уже протягивая руки за верёвкой, понял, что обыграл его «пидорок»! Из под мотка верёвки, на него таращился ствол! Только и успел, что замахнуться, как врезалась в него товарным составом девятимиллимитровая пуля! Качественно шарахнуло! Отлетел метра на два. Последними ускользающими мыслями что то было… Пойди щас вспомни…Да, не Египет конечно, сноровку то подрастерял!
Пришёл в себя от завываний, аж мороз по шкуре! Первая мысль: — Кто ж воет так? Эх, мать твою! Сашка – масломер!
— Ты чего воешь, мазута?!- болью прострелило грудь, воздух сквозняком засвистел в горле,
— Ва-а-а-с жалко!
— Тю, дурной, ну закопал бы! Выть то чего?!
— Ага, а домой как? Дядь Вов, что делать будем? Бандюки уехали, на вас посмотрели, думали што убитый, меня не видели, попробовали на нашем Мазе выехать – не получилось, так ихний главный и сказал:
— Пусть до утра стоит. Если никто не кинется, поутру приедем, заберём! А то такую пальбу устроили, может кто и слыхал, да посмотреть припрётся! Да и перевязаться надо!
А вас оттянули и бросили в реку. Хорошо хоть ждать не стали, пока вы утопнете, а сразу и уехали. Только все деньги, документы и шмотки с машины забрали! А я всё за ними ходил, смотрел. Вы ещё пузыри пускали, когда я вас вытянул! Но ничего, отплевались. Вот только в груди у вас две дырки, пуля насквозь прошла! Я замотал как умел! Што делать будем?
— Што, што? Выбираться будем!
…Вот с тех пор и полюбил кот дремать у него на груди. Кот помурлыкивает, грудь посвистывает…красота! Так и коротали дни и ночи. Днём на солнышке, ночью под одеялом. Мужики во дворе даже «погремуху» им с котом придумали – сиамские близнецы!
А тут сын задумал съезжать с квартиры! Навеянные тёплыми ветрами, мысли заиметь собственный дом, стали реализовываться ранней весной. Их с матерью мнение то особо и не спрашивали, спасибо хоть в известность поставили, облачив эту новость в «Военный совет в Филях!» Главное самое, что радость ихнюю – машинку швейную, матери для вышивания, да его библиотеку, которой к тому времени накопилось уже томов двести, было разрешено взять с собой! И кота! Куды ж без него?!
В новом доме, кот оказался самым слабым звеном! Взрощенный и выпестованный в малогабаритной благоустроенной квартире, в частном доме, зверь потерялся! В том смысле, что как зверь, он себя потерял! Бедная зверюга себе представить не могла, что на белом свете, ещё есть живые существа, кроме него! А мыши?! Этого его психика вынести не смогла!
Видимо в далёкой Сиамии не было мышей в то время, когда формировался генофонд последующих поколений сиамских кошек! А может они и были, но в абсолютно другом виде! И не нападали на котов! А здесь, самая первая мышь, которая на шум и грохот вылезла из своей норки, чтобы посмотреть на переселенцев, увидев голубоглазого, гладкошёрстного красавца, от которого пахло чем угодно, только не котом, никогда и самом страшном сне не могла себе представить, что его нужно бояться! И она пошла знакомиться! Но кот-то этого не знал и впал в ступор! А может и не в ступор, но щёлкнуло что то в башке его кошачей, а может заклинило сразу!
Снеся с дороги мешки с утварью, почти сбив с ног поднимающегося по лестнице сына с поклажей на плече, футбольным мячом, кот выстрелил в окно веранды, игнорировав дверь! Грохот, вскрик, звон…и тишина! Долгое время о существовании кота напоминала лишь его подстилка, да поилка. Пропал кот! Всей семьёй ходили и вокруг квартала, и по домам соседским, спрашивали – всё бесполезно. Может куда и прибилась животина, может кто и приютил да не сказал – Бог его знает! Сын с невесткой, видя какое горе отца постигло, не знали, как ублажить его. Пустое. Друзья в одночасье не меняются. Тут время надо!
А времени оставалось всё меньше. Он чувствовал это. Вроде и зимы здесь не холодные, а вот поди ж ты, стали ноги мёрзнуть. Простреленная грудь всё чаще напоминала о перемене погоды, раньше профессора из телевизора, а уж про коленки с поясницей и говорить нечего – вся семья на него, как на барометр смотрела, когда он поутру выходил на крыльцо размяться! Ежели дед, как стали его величать, зарядку делает – незыблемое пристрастие, оставшееся с Севера и которому он остался верен уж сколько лет — да гирю свою пудовую, как бабочку – капустницу обоими руками ловит – значит хорошая погода обеспечена! А вот ежели, кряхтит, постанывает и лениво, лишь для виду, пару раз толкнёт железяку над головой и сразу к умывальнику – жди непогоды. Точно! Вот только не мыться холодной водой ничто не могло его заставить! А уж когда снег выпадал – так вообще праздник был, растирался пару раз в день.
А в один из таких дней, произошла с ним история, над которой долго все потешались.
Утро то, выдалось морозное, он как обычно гирю по веранде тягал, жена с невесткой на кухне колготились, а у сына, возьми и не заведись машина! Он не долго думая, такси вызвал и укатил, лишь напоследок крикнул ему:
— Пап, время будет, глянь, а?
Эх, кто б видел, какую бурную деятельность он развил! Был вытащен из запасников старенький выпрямитель – подзарядка, аккумулятор снял, почистил, зарядил и поставил на место! И всё это время, почти вприпрыжку, напевая себе под нос, останавливаясь временами на мгновенье, чтобы поправить сползавший на глаза старенький малахай! Усы заиндевели, выбившийся из под шапки чуб тоже, а сколько радости то в глазах было! Соседи несколько раз звали покурить возле дома на лавочку – да куда там! Скрип снега под ногами, щипучесть холодного металла – ах как это было здорово! И как назло, машина завелась с первой попытки! Всё… Пора было собирать харахуры обратно!
Вот в один из таких зимних дней, в аккурат под самое Рождество, услыхал он слабенькое попискивание в глубине дровяной поленницы, возле которой по обыкновению принимал снежные ванны. Поначалу, и внимания особого не придал – мало чего скрипеть во дворе может, а потом, когда уже полотенцем растирался – прислушался. Накинув тёплую рубашку, стараясь особо не громыхать, подошёл поближе. Пищит! А кто пищит не видно, но не мышара, это точно! Он этих тварей терпеть не мог и боролся с ними круглый год, а тем более зима на дворе, какие мыши?!
Потихонечку приподнял здоровенную плаху, которой были прикрыты дрова – вот те здрасьте! – маленький, серый, пушистый комочек, забившись в самый угол штабеля с дровами, весь дрожа, как дюжина осенних листов, сидел и плакал! Плакал! Он явственно видел, как катились слезинки из глаз этого маленького беспризорника! Еле уловимый ветерок, сквознячком шевелил не шерсть – пушок, а на ресничках и усах повисли прозрачные капельки…
— Мать моя!…Бродяжка, ты чего здесь тоскуешь в одиночестве? Это ж какая нечисть, тебя сюда запёрла?
Он только – только протянул руку, раскрыв ему навстречу ладонь, потихонечку, чтобы не испугать, как маленький нахал в одну секунду оказался внутри!
— Ах, ты ж…Надо же, вот…смотри – ка, домовёнок… Забыв накрыть за собой поленницу, оставив непритворенной калитку в огород, чуть дыша, он пошёл в дом, неся в больших мозолистых ладонях, маленькую жизнь…
— Вов, кого это ты нашёл там, а? – выглянула в окно жена,
— Домового нам Бог послал, мать, на Рождество! Глянь, прелесть какая! Молоко там, есть у тебя? Ну – ка, нагрей малость…
— А кто, кот или кошка?
— Да я чё, сразу под хвост глядеть должен? Вот дурная баба! А ежели кошка, что выкинуть?
— При чём здесь, выкинуть! Для интересу!
— Ты вот не псковчи там… для интересу. Разберёмся…
На возню, из глубины дома примчался внук – трёхлетний карапуз с чувством огромной собственной значимости и беспримерным нахальством, сразу требовательно заявил, глядя на дрожащий пушистый комочек: — Дай!
— Подожди, Никитка, видишь замёрз котёнок совсем.
— Амёз котя? — эхом повторил малыш.
А найдёныш тем временем не теряя время даром, припал к блюдцу с подогретым молочком, и смешно показывая маленький язычок, принялся с поразительной быстротой уплетать, если можно так выразиться, за обе щёки, живительную влагу.
— Ак котю вать? — неожиданно спросил внук.
— Звать? — Переспросил дед, а чёрт его знает…
— Чёт? – сразу же повторюшкой откликнулся Никитка.
— Нет. Как его звать, мы с бабушкой не знаем. Пока – подумав, добавил он.
В это время из телевизора донеслись позывные мультяшного сборника и внука, как привязанного ниточкой, потянуло в комнату, где на экране разворачивались события, главными персонажами которых, были Баба Яга и домовёнок. Прямо в тему, мультик то! Весь чумазый, лохматый, насквозь деревенский, он то и дело бегал по всему экрану и верещал:
— Нафаня, Нафаня!
Кто ему уж был тот Нафаня, они с женой так и не поняли, зато начало формироваться имя новому жильцу.
— А что, мать и впрямь, давай найдёныша Нафаней звать, а?
— Так а кто это Нафаня то? — включилась в обсуждение жена,
— Ну, судя по всему – отец евоный!
— Ну вот, а озорник этот, домовёнок, при каких делах? Его самого то, как звать?…
Пришлось засесть и внимательно смотреть за развивающимися в телевизоре событиями. Выяснилось, что чумазого зовут Кузьма, а Нафаныч тот, видимо какой то ему сродственник. Ну, впрочем дела это уже нисколько не меняло, потому как Кузьма, устраивало всех! К тому времени уже и брюшко у новоявленного жильца успели тщательнейшим образом исследовать, и под хвост заглянуть не поленились, несмотря на сопротивление некоторых, и придти единодушному выводу – кот! Во всяком случае, пусть будет не Васька или Мурзик!
А то вона — как кликнут в каком либо дворе животину к обеду: — Васька! И пол квартала, поднявши хвост трубой, несётся к одной плошке! А Кузьма – это звучит гордо! И солидно.
Так вот и появился в ихнем доме новый, полноправный член семейства. А в том что он полноправный, все убедились уже на следующее утро, проснувшись от пронзительных мяуканей и воплей Кузьмы, просившегося во двор с такой неистовостью, что можно было подумать — наступает конец света или какой то очередной армагедон! Нет – это пришла пора котику посс…тьфу ты, по садику прогуляться, да подышать свежим воздухом! Ты ж глянь, мал золотник, а туда же! Пришлось кряхтя, вставать раньше срока, нельзя отказать — святое дело! Открыл дверь и, кот задравши хвост трубой, припустил по снегу в дальний угол двора. Накинув какую то фуфайку на плечи, стоял и ждал, когда новоиспечённый член семейства, справит свои нужды, между делом закурив первую за утро папиросу. Сколько с ним не бились, ни врачи, ни жена – так и не смогли переубедить его бросить эту привычку!
— Пил, пью и пить буду, а курить не брошу! – привычно отшучивался он, — этак вы меня может и дышать через раз заставите? Сегодня курить брось, завтра от ста граммов отлучите, жить то зачем тогда?! Лидусик – обращаясь к жене вещал он, — а может я тебе и как мужик уже не нужон?! А?! Там у мине скрыпить, оттеда у меня воняет, я тебе чего, Тутенхамон Ебипетский? Ну так давай пересыплем меня нафталином и посадим в красный угол под икону! А что? Самый сенокос!
И курил он именно папиросы. Эта привычка осталась с далёкого севера, когда молодыми ещё парнями, гоняли они по заснеженным трассам, автопоезда с техникой и углём, днём и ночью. И всегда в краешке рта, была зажата папироска! Этакий форс шоферской – шапка на затылке, кожаная куртка нараспашку, унты, как водится хорошие, собачьи, ну и конечно папироска! Эх, ма, кабы денег тьма, купил бы баб деревеньку, да …Да куды, уж….Дышим шёпотом, ходим вприсядку, лишний раз конечностями махнуть – оглянешься, кабы чего не отпало!
А вот с котейкой повезло, прямо лекарь домашний объявился! Вроде бы и ерунда – сказки бабкины, а вот полежит мохнарылый на пояснице, глядь — и полегше стало! Так вот они не разлей вода и заделались! А кот, как будто чувствует настроение: днём и не дозовешься взять на руки, а вот ночью обязательно в постель лезет, но не сразу конечно, а как сделает по дому все свои домовённые обязанности. Так домовым и остался, нигде и ничего мимо его носа не проходило. Даже в постель, котяра, норовил устроиться именно между ним и супругой!
Да, да…до седых волос дожили, а вот спать раздельно так и не научились. И никогда не понимали они знакомых и друзей, которые по достижении определённого возраста, разъезжались по разным спальням, облачались в немыслимые пижамы и ночные сорочки, а некоторые умудрялись и невесть какие ночные колпаки приспосабливать себе на темечко – чтобы теплей было! А они друг об дружку всегда грелись. И чем больше лет жили они, тем больше давали они тепла друг другу. Наверное это и есть любовь, когда отдавая своё тепло, получаешь взамен нечто большее! В последнее время, проснувшись среди ночи, лежал не шевелясь и думал, думал, думал… Каждую ночь, старался прожить свою жизнь ещё раз. Вспомнить, не обидел ли кого, а если вспоминал – старался попросить прощения, пусть даже мысленно, во сне, но обязательно попросить.
А по весне пришла мысль собакой обзавестись. Эту мысль они с женой вынашивали давно, но как говорится – всё руки не доходили. А тут оказия приключилась, попали они вместе с внуком на собачью выставку. Интересное мероприятие. Никитка от восторга даже хныкать на время позабыл! И вот там то, давнишние сомнения о пользе собаки в доме, были развеяны окончательно. Да и к тому же и не в доме, а во дворе! Очень большая разница. Двор есть, кот есть, а собаки нет – непорядок! Маленькие шавкообразные существа в качестве друга семьи, даже и не рассматривались. К ротвейлерам, питбулям и бульдогам тоже никогда симпатий не питали, а вот сербернары, кавказские овчарки и большие королевские доги – арлекины, очень были им даже симпатичны. К тому же там, на выставке, в качестве приза в лотерею, разыгрывался щенок- азиат, от пастушьей овчарки. Тот же кавказец, даже немного крупнее, судя по фото отца, которое висело рядом со щенком. Было куплено десятка два лотерейных билетов, но в азартные игры им никогда не везло, не повезло и в этот раз! Но внимание собачьего инструктора, они на себя обратили своей настойчивостью. И когда был вскрыт последний билет, и они разочарованно засобирались на выход, к ним подошёл немолодой уже человек в защитной полувоенной форме:
— Вы щеночком интересуетесь?
— Да вот….хотели, но неудачно. Видимо не наш день.
— А с какой целью? – продолжал подошедший,
— Как с какой? Зачем собаку в дом берут? – недоумённо подняв брови, спросила его жена.
— Для разных и берут. Я поэтому и спрашиваю. Дом охранять или для потехи?
— Для потехи мы бы попугая завели! – беря внука за руку, сердито поджав губы, отбрила его супруга, и уже обращаясь к мужу: — Устроили тут, понимаешь цирк, две тысячи потратили и собаку не купили, и время зазря потеряли. Пошли домой! – скомандовала она своим мужичкам.
— Да вы подождите, — не отставал подошедший! Извините, что я так издалека начал, просто народ разный на выставки ходит, собак опять таки, для разных целей берут. Разрешите представиться: — я инструктор клуба служебного собаководства. Я вам сейчас всё объясню…
И объяснил. Мужик оказался действительно толковый малый, разложил всё по полочкам, про всю гавкающую живность. Уже давно все разошлись, а они всё стояли и разговаривали. Про породы, характеры, кормёжку и самое важное – отношение собак к людям, в частности к детям! Вот он то и посоветовал, в разрез собственной выгоде, не покупать этого маленького волкодавчика, потому как у них дитё малое — Никитка, а у этой породы, по его же выражению – «пуля в голове», которая может с возрастом выстрелить, а может и нет, кто её знает, а купить обычную овчарку, восточно — европейскую, или как их в народе проще называют – немецкую. Эта — и сторожем будет, и нянькой отменной! Он и адресок дал, покопавшись в своей затёртой записной книжке:
— Скажите, что от Сергея. Увидите, вам обязательно понравятся собачки!
В тот же день, оставив внука дома, подошедшей невестке, они поехали по указанному адресу. Долго блукали в лабиринтах старого города, построек начала века, пока нашли нужный двор. Чистенький ухоженный палисадник, побеленная хатка. На стук в калитку вышла старенькая бабушка: — Вам кого?
Объяснили кого, от кого…
— Проходьте, проходьте… Сына дома нету… Сейчас позвоню… Я мигом… Проходьте. Вон в загородке звери его… Я и подходить к ним боюсь, это сын, язви его, устроил тут янмарку!
По кирпичному мощёному тротуарчику, прошли в глубь двора, к отделённому сеткой вольеру. Сразу почувствовали на себе взгляд внимательных глаз. Посередине большой загородки стояла собака внушительных размеров, тёмной, чёрно – коричневой масти. А у неё между ног катались четыре пушистых комочка! Не обращая никакого внимания, они, тявкая и повизгивая, играли в свои собачьи догонялки! Но вот видимо тень от подошедших, упала на вольер, или ветром запах чужой поднесло, и один из комочков сразу сделал стойку: прямо как на картинке «Мы с Трезором идём дозором» и пискляво гавкнул! Гавкнул! Надо же! Вот засранец маленький! Даже мама его собачья, изобразила подобие улыбки, шевельнув усами.
Сзади раздались торопливые шаги: — Здравствуйте…
Они с Лидусей обернулись: — Здравствуйте. Мы к вам от Сергея, он порекомендовал ваших собачек посмотреть.
— Да, да, пожалуйста…Вот они все перед вами. Это мама – Фрига, отец — Дик, он в другом вольере.
И, как настоящий, истинно любитель своего увлечения, начал рассказывать о своих питомцах. Прерывать его сначала было невозможно, а потом и расхотелось, до того интересно он рассказывал! Даже мать овчарка, прислушиваясь к его словам, сидела на месте, склонив большую лобастую голову, время от времени поводя ушами и кося взглядом, контролируя своих питомцев.
В завершение лекции, хозяин подошёл к вольеру, строго сказав: — «Сидеть!», взял на руки первых попавшихся щенков. Но внимание покупателей уже было куплено! Он сам, и жена, во все глаза наблюдали за первым — гавкучим малышом! И сам хозяин это понял. Улыбнувшись, он отпустил пострелят обратно, а сам, зайдя подальше в клетку, подобрал понравившегося щенка.
— Вижу, вижу, этот вам глянулся. Правильно! На кого взгляд упал, того и брать надо! А ну как девочка, возьмёте?
— Возьмём! Давайте смотреть.
Оказался мальчик. Как только малыши оказывались в чужих руках, тут сразу начинало нервничать всё собачье семейство. Малые скулили, пищали, мать семейства, став на задние лапы во весь свой рост, опёршись на прогнувшуюся металлическую сетку, разразилась таким лаем, что в ушах стало шуметь, как после хорошего артналёта! А из за стены раздался такой могучий рык, что невольно хотелось втянуть голову в плечи, представляя отца семейства!
Прикрикнув, правда бесполезно, на расшумевшуюся свору, хозяин повёл их прочь от вольера, поближе к выходу, инструктируя уже по поводу ухода и кормёжки, именно этого экземпляра. Оказывается, на этого малыша, уже имелась личная карта в клубе собаководства, и следовало теперь, первым делом идти туда и зарегистрировать своё приобретение. От навалившихся хлопот чуть не забыли самое главное – заплатить! От названной суммы у новоиспечённых хозяев приоткрылся рот и округлились глаза, но деваться уже было некуда. Крякнув от неожиданности, полезли по кошелькам считать наличность. Слава Богу, хватило, не опростоволосились! Жена оказалась на высоте, молчала как героиня — комсомолка в гестапо.
Правда до тех пор, пока не сели в машину… Тут её понесло! Оказывается, ох как много он ещё о себе не знал! Самыми ласковыми словами были – «Мот простодырый!» Ну да ладно. С бабой спорить под горячую руку – себе дороже! Молча крутил баранку, ощущая приятную теплоту на животе, куда засунул овчарёнка. Тот тоже сидел тихо, пережидая словесную бурю. И как только иссяк натиск супруги, тут же высунул головёнку из запазухи и опять громко, и визгливо гавкнул: «Знай, мол, наших!».
Дома был объявлен конкурс на лучшее имя псу, в котором приняли участие и соседи, которые пришли посмотреть на приобретение. А когда супруга озвучила цену, за которую приобрели собачку, руки у некоторых, невольно потянулись к виску…
А вот над именем, как ни странно, думать не пришлось! Вернее имя то придумали, как всегда звучное, красивое, под стать породе и цене – Граф, но когда пришли в клуб, их огорошили — собачку ихнюю, уже Каратом звали! Порода есть порода, и разбавлять караты диамантов разными графьями и прочей буржуазной сословностью, никому не позволено!
Вот так и появился в семье Карат. С его появлением размеренная жизнь в доме, дала трещину. Мало того, что пришлось организовывать чуть ли не стройку народную, по возведения жилья для нового постояльца, теперь нужно было хочешь – не хочешь, каждое утро и каждый вечер, гулять с ним. Вот где началась потеха для всего населения окружающего! Ради такого дела, даже заядлые «совы», вставали с первыми жаворонками.
На новом поводке, купленном специально для этого случая, со двора каждое утро, выходила процессия во главе с хозяином подворья, щенком на поводке и… кота! Кузьма оказался диким ревнивцем и не отходил ни шаг от них. Соседи со смеху покатывались, видя небольшой отряд, гордо шагающий вдоль улицы к ближайшему парку.
Но, как говаривал старина Соломон – «Пройдёт и это». Постепенно народу поднадоело, каждое утро таращится на них и уже через пару недель, они спокойно прогуливались своей кампанией. Кот оказался более стойким, но и он в конце концов, смирился с утренним моционом, без его участия. На обратном пути, они заходили в магазинчик, где их встречали как старых знакомых и покупали пол кило свежего творогу и бутылочку пивка, которая благополучно выпивалась по дороге домой, а улика выбрасывалась в ближайший мусорный ящик. Все были довольны! Дома Каратик съедал свой завтрак, хозяин свой, а уж потом начинались обычные житейские хлопоты. А вечером всё повторялось… Ну может быть, только пиво было покрепче… Вместо творожка…
С самого начала собаку поселили в его новых апартаментах, выстроенных с размахом, как говорится – на вырост! На творожке со сметанкой, да говяжьем супчике, кобелёк быстро прибавлял и в росте, и в весе. И уже скоро пришлось потратиться на намордник – побаиваться стали прохожие.
Беда пришла зимой. Заболел Кузьма. Может съел чего, может подрался с котами, а может ещё чего, мало ли что бывает в кошачьей жизни, только начал он чахнуть, прямо на глазах. И к врачам его возили, и клизмы ему делали, и порошками с таблетками пичкали – ничего не пошло на пользу. Айболиты лишь руками разводили. Через неделю, кот уже сам встать не смог, бока ввалились, дышал тяжко. Пришлось, взявши на руки, вынести его во двор, чтобы воздухом свежим подышал. Постелил на чистом снегу рогожку, положил Кузьму, сам сел рядом, привычно чиркнув спичкой, прикуривая папиросу. Глянул на кота – ком встал в горле! Из последних сил, тот пытался поймать его взгляд, что то сказать ему на своём, кошачьем языке, а поймав, пристально глядел, стараясь последним усилием своей кошачьей воли, не отвести глаза! И только по катившимся слезам было видно, как ему больно!
— Терпи, плакса, терпи…ну что ты…шептал он ему, гладя подрагивающую в конвульсиях тушку.
Так он и помер, не закрыв глаз…Сколько уж прошло с тех пор, а он так и не мог заставить себя спросить знающих людей: «Коты умирают с открытыми глазами или как?» Он и похоронил его, так и не заставив себя закрыть Кузьме глаза, завернув в белоснежную, чистейшую простынь…
Не везло им с котами…Некому стало греть ревматизмы с радикулитами. На нового жильца так и не сподобилсь, отдавая всю любовь, быстро взрослевшей собаке. Уже через год и узнать нельзя было в статном, рослом красавце, визгливо гавкающего, черноморденького овчарёнка! Да и пара медалей уже красовалась на широкой собачьей груди! Ну и что, что юниорские! Лиха беда – начало!
Вот только у самого, сердце стало стучать, как-то неровно. И всё чаще и чаще, гулять с Каратом, приходилось либо Никитке, либо Лидуське, и всё больше его теперь тянуло просто посидеть на скамеечке. Можно ли было такое себе представить, даже вечерние, положенные сто грамм, стали не в радость…Но он крепился изо всех сил, нельзя было показывать слабость подрастающему поколению. Поэтому и настоял, чтобы записались в клуб собаководов на общий курс защитной дрессировки, и даже сам ходил туда с Каратом. Пока не пришла пора бегать по полигону, показывая щенкам неразумным, как препятствия преодолевать! Но это ещё пол беды, а вот когда команду «Барьер» и «Апорт» проходить стали, тут уже организм напрочь повиноваться отказался! Пришлось внука вызванивать! И смех, и грех. Так и взрослели вместе…
Но в один из погожих осенних дней, когда глядя в посветлевшее от утренних ещё не заморозков, но уже предвкушения прохлады неба, в калитку ихнего двора, озираясь по сторонам, испуганно косясь на открытый замок, появился незабвенный Сашок – бывший напарник. Дойдя почти до половины двора, никем не окликнутый, он, почуяв неладное, решил — таки повернуть обратно. Не укладывалось в его кубанской головушке, что калитку можно держать незапертой. Двор был чисто выметен, виноград, беременными гроздьями грозил разродиться в любую минуту, свисая неурочными по времени года ёлочными украшениями.
Всё было хорошо и красиво, кроме ощущения опасности, так хорошо знакомое каждому, кто хоть раз ходил по ту сторону закона. А кто из «водил» не нарушал библейскую заповедь «не укради»? Сашка тоже был к тому времени уже настоящим «водилой», и если ещё и не имел столкновений с законом, то объяснялось это лишь чистым везением. Вот он и решил повернуть обратно, и стучать в калитку, пока хозяева сами не выйдут с распростёртыми объятиями ему навстречу! Решить то решил, и даже голову повернул, верный шоферской привычке, перед каждым манёвром глазеть по сторонам. И увидел то, чего ну никак не ожидал!
В безлюдном дворе, на посыпанной тёртым кирпичом дорожке, по которой он только что прошёл, прямо у распахнутой им калитки, сидела зверюга серо чёрной масти, вроде бы как насмешливо склонив лобастую и ушастую голову набок. Из оскаленной восемью рядами зубов пасти, разве только что кровавая слюна не текла и недоеденные останки предыдущего незваного гостя не валялись рядом, как в жизнеутверждающих фильмах дядюшки Хичкока. Сашок малый был роста длинного, конституции худосочной, жрать его было себе дороже – больше зубов сточишь, пока обглодаешь, но тем не менее жить ему хотелось, и что характерно – жить счастливо и не покусанным! Помятуя старую поговорку: слышишь лай – беги, а увидал кто лает – замри, он так и сделал. Стал, как врос! И хотя до виноградной лозы, ему было далековато, более менее, стал походить на один из её побегов.
— Потерял чего, сердешный? – еле сдерживая смех, спросил его хозяин, выглядывающий из окна и невидимый за портьерой, до поры до времени.
— Дядь Вова! Отзови волкодава! Он меня съест! Ты его поди и не кормишь вовсе, глянь, он на меня, как на сдобную булочку смотрит! – уже крутя головой, как испорченный компас, взмолился Сашок.
— Правильно, время полдничать, а тут ты. Как раз вовремя. Иди, иди сюда, сухостой! Это он тебя на обратном пути облобызает, когда ты моей Лидуськи блинов настрескаешься! Вовремя ты прикатил, мы как раз чаёвничать настроились! Шевели поршнями!
Что – что, а два раза Сашку повторять приглашения пожрать было не надо! Осмелев настолько, что даже руки для приличия сбрызнул водичкой из рукомойника, стоящего по пути на летнюю веранду, гость, вытирая на ходу руки себе же об бока, поднялся по деревянным ступеням и не ожидая особого приглашения принялся стаскивать с себя сапоги, проорав в распахнутую кухонную дверь:
— Здрастье, тёть Лид!
— Зравствуй, Санечка, — появилась уже и хозяйка дома с подносом дымящихся блинов и крынкой мёда,
— Володя, а чего ты меня не предупредил, что гости будут? Я бы хоть приоделась, а то по простому совсем.
— Ага! Как для меня так «так сойдёт!», а как щелкопёр молодой заявился, так сразу — «Я бы приоделась!» — выходя на залитую солнцем веранду, проворчал Владимир Михалыч, — Эх и возьмусь я за ваше, мадам, воспитание!
— Садитесь, уже за стол, мужики!
— Лидусь, а может мы по этому поводу по шесть капель с Сашкой накатим? – с подхалимской улыбочкой попробовал «подкатиться» Михалыч,
— По какому поводу? – взвилась супружница, — ты бы хоть Санька постеснялся, чего об тебе человек подумает, пришёл в гости, а он сразу «по шесть капель» — передразнила Лидия Васильевна.
— Во баба даёт! Чё ты взъярилась?! Шутканул я!
— Ага, я вижу! Уже два раза шутить в подвал спускался. Ты думаешь я не знаю, что там у тебя спрятано за банками?! Молчи уже! Санечка, давай, бери блинчики и не смотри на этого охламона! На дворе день светлый, а он приличного человека спаивает.
— Спасибо, тёть Лида! Я ем, ем. Я бы и стопец с удовольствием пропустил, дядь Вов, я ж по делу прибёг!
— Ну, дык, ясен пень! Конечно ж по делу! Без дела чего приходить проведывать, то? Напарничек!
— Во, во! Я ж по этому поводу и пришёл, дядь Вов!
— По какому это поводу?! – грозовым фронтом надвинулась в разговор Лидия Васильевна, — чего ещё придумали?
— Да подожди ж ты, мать! Чего ты орёшь, как пьяный на пожаре! Тебя уже не только я, тебя вон, уже и Сашка опасается! Дай поговорить!
— Пьяный на пожаре не орёт, а мечется! – поставила свои последние «рупь двадцать» в разговоре хозяйка, но видя что и впрямь мужикам надо поговорить, пыл то свой поутихомирила и с видом оскорблённой девственницы Орлеанской, принялась ворочать на кухне утварью, от звона которого, мужики сначала морщились, а затем Владимир встав, прикрыл дверь.
— Давай по порядку, Сашок, чего у тебя стряслось?
По порядку, дело было в том, что городок их, тихий и насквозь провинциальный, время от времени сотрясали новые, революционные перемены в сфере предпринимательства. То цеха кондитерские все начинали строить, и тогда город задыхался от вкусных запахов печёной стряпни, разливающихся из каждой подворотни. Потом эти цеха, как только затихал «бум» на печёное, срочно перестраивались в макаронные производства, потом все кидались делать котлеты, отбивные и разные «бифстроганы». А то мода пошла газировку делать! Всякое бывало.
Но во все времена, эту продукцию нужно было куда-то везти! Вот тут-то и находила себе работу вторая часть предпринимателей, оседлавшая стальных коней, благополучно отработавших и списанных на предприятиях советского автохозяйства.
Эти бедные «Мазы» и «Камазы» пробежали по дорогам уже столько, что пробег до Луны и обратно – это как поездка на дачу. И если в период, когда Владимир ещё только начинал колесить по дорогам разваливающегося Союза, это были мало – мальско пригодные машины, то теперь они представляли из себя довольно жалкое зрелище. Но их латали, красили, ремонтировали и они вновь и вновь, загрузившись под самый потолок коробками, тюками или бутылками, жарко дыша плохо сгоревшей соляркой, везли товары народного потребления в город – герой Москву или её окрестности.
Это была та прорва, которую было не накормить, не напоить, но зато она и кормила, и поила маленький городишко на Юге России. Но постепенно начали иссякать газированные реки и мучные берега, и сам собой встал вопрос у люда шоферского: «Чего возить?» Но тут наше правительство дало отмашку новому витку предпринимательства — разрешило делать водку малым республикам. Но под его, государства, контролем!
Но, опять же, контролёров много, каждому кушать хочется, а кушать они привыкли хорошо и много. И поэтому каждый контролировал по своему, не мимо собственного кармана то бишь! И потекли водочные реки с гордой, но маленькой республики Алания, в большие и малые города и веси необъятной России! Правительство хоть и делало усиленно вид, что всё у него под контролем, понятия не имело об истинных объёмах этих поставок. Даже за уральским хребтом отметились машины с краснодарскими номерами. Как там пел старина Высоцкий: «А чё не пить, когда дают и не накладно?!» И то правда – из документов на провоз нужны были только деньги… Какие там сертификаты… Я вас умоляю…
Менты от радости аж подпрыгивать начинали, когда караван краснодарских машин на горизонте показывался. Водка стоила денег, провоз стоил денег, сдавали водку за деньги, на обратном пути за эти же деньги грузились пустой бутылкой и назад, за водкой! Все были довольны.
Сашка занимался тем же. Нет, на свою машину денег он так и не скопил, всё так же работал на «дядю». Самое главное – «дядя» платил хорошо, а чего ещё надо? Но в последнее время всё чаще и чаще, менты путали «рамсы» — задирали таксу за провоз всё больше и больше! Хозяину груза это было по барабану, а навар от рейса у водилы, становился меньше и меньше.
Дальнобойщики уже пробовали ходить и в одиночку, и караванами от региона к региону под присмотром самих же ментов, но и там расценки становились непосильными. А как же – аппетит приходит во время еды!
Так и на самом ментовском верху решили, раз депутаты от правительства не делятся, надо брать самим! И спустили вниз такие расценки, что у рядовых гаишников, аж кокарды вспотели! Но ничего, им сердешным, не привыкать к трудностям – подкрасили жезлы, нашили дополнительные карманы на кителя и шинелки и не ленясь, круглыми сутками, часиков по двадцать шесть, паслись на всех дорогах и тропинках! Почему по двадцать шесть? Дык они вставали на пару часов пораньше! Вот тогда то, Сашка и вспомнил про своего Михалыча! Он всегда диву давался, как тот умел договариваться на постах. Вот он к нему и заявился. Для Сашка проще было рапилить свой гонорар пополам с дядькой Вовкой, чем отдавать свои же кровные незнамо кому и незнамо за что!
— Я что то слушаю, тебя слушаю, Сашка, и в толк взять не могу: — Я то тебе на кой член нужен?! Ты и без меня всю эту кухню не хуже знаешь! Мусорков всех западлюшных в лицо видел, какие слова говорить – слышал не раз, убей не догоняю, зачем тебе лишняя ноша на возу?! Да и по деньгам, опять же – накладно. Ну, возьми какого – никакого юнца желторотого, он тебе за пол доли ноги целовать будет. А с меня толку то уже маловато. Ну, рулить, ещё куда ни шло, а вот колёсные гайки крутить уже не в жилу! Да и Лидуська моя не отпустит! – уже как последний аргумент выложил он.
Но глаза уже загорелись, ладони рук зачесались, ощущая под собой шероховатости баранки. Тут же на ум пришло, из любимого: «…да…давненько не брал я в руки шашек!»
— Дядь Вов, ты за мою прибыль не болей, я её уже не одну сотню раз просчитал, когда этим рейсом домой шёл. Мне нормально останется, и ты в накладе не будешь, всё к пенсии прибавка! Зато мой работодатель спать спокойно будет, а то уж худеть начал. Нервничает. Как услыхал, что к тебе собираюсь, даже сам хотел со мной пойти. Я отговорил. Михалыч, ты ж в уважухе, не отказывай. Рейсов пять сделаем и всё! Я так чую, что прикрывается водочная лавочка. А понравится, так скоро вон с Новороссийска овощи турецкие попрут, тут вообще — и дома, и на работе! Семьсот вёрст в оба конца – красота!
— Сашок, ей Богу не знаю! Как прынцесса на ёлке – и хочется и колется! Да и с Каратиком моим кто гулять будет? Вот….по всему и видно, без совета Лидуськи и не обойтись….Мать! Ком на хауз! Военный совет в Филях держать будем!
Уже третьим рейсом шли они. В этот раз водку пришлось тянуть аж в Пензу. В этих местах последний раз был давненько, они тогда яблоки сюда таскали. Вроде как и прошло несколько лет с тех пор, а ничего и не поменялось, казалось, даже ямы на дорогах были те же. Разгружались по отработанному сценарию: на окраине города ждал оголец на раздолбанной «лохматке», он привёл их на большущую полупустую то ли овощебазу, то ли ещё какое то почившее в бозе сельскохозяйственное предприятие, где своей очереди уже ждали несколько «фур» поменьше.
Пришлось попотеть подъезжаючи к складскому пандусу – почти все места оказались заняты машинами, раньше ставшими под погрузку — выгрузку. Сашка беззаговорочно уступил руль Михалычу, да и то, сам старый, с первого раза не осилил мудрёный манёвр. Но ничего – не Боги профессионалами становятся, получилось… Они ещё не успели с машины толком вылезти, как уже хлопнули отворённые двери ихнего фургона и грузчики выстроясь цепочкой, начали выгрузку. Перегружали с колёс на колёса, попутно сортируя и отбирая ненужное – товар был дефицитный, наверное единственный в своём роде, в это пред капиталистическое, изобильное время и складировать его особо не требовалось.
Камаз у Сашка был добротный, хлопот в дороге почти не причинял, было видно, что машина в хороших руках. Сам он особо хвалить малого не стал, лишь только после первого возвращения домой крепко пожал руку напоследок:
— Ну, Александр Иваныч, не зря я тебя воспитывал. Не знаю уж как дальше, но вроде толк из тебя вышел! И машина справная, и сам рулишь по взрослому!
Вот в этой Пензе и случилось, то что случилось… Сразу после них, на базу зашёл ещё один автомобиль – «Скания». Сверкающий начищенным хромом на противотуманных фарах и дугах на буфере, он был похож больше на рекламную картинку с журнала, чем на рабочую лошадку. А уж «фура» — так вообще, обложка с того же журнала! Михалыч с Сашком ещё переглянулись многозначительно, сидя у себя в кабине. Молча правда, правда, потому что и рот, и руки были заняты колбаской «краковской», да чайком цейлонским – столовки шоферские тоже канули в лету вместе с социализмом, а питаться в нонешних «кафетериях» — себе дороже! Даже для дальнобойщиков! Номеров видно не было, поэтому сразу и не определили, кто пожаловал. Это уж потом, когда «фура» начала круги по территории нарезать, увидали, что братья грузины пожаловали. Отношения между государствами тогда уже были напрочь испорченными, и как в эту Богом забытую Пензу, прорвалась машина с закавказскими номерами, осталось загадкой.
— О, смотри, Михалыч, саакашвильцы припёрлись! – тут же прокомментировал Сашок,- смелые ребята! И не боятся, что интернируют их!
— А тебе лично, они что нибудь плохое сделали? — спросил Михалыч,
— Мне? А я то при каких делах?
— Вот и я про то же! Такие же как и мы водилы! Сколько я их видел, самое плохое, на что они были способны, это на пьянках, говорить не умолкая! А как напьются, плачут, как дети малые, целуют всех! Какой вред от них?
— Да?! А чего ж они войной на осетин попёрли?
— Не знаю, Сашко! Вот скажи мне, какого чёрта я в Египте делал? Чего плохого мне евреи сделали?
— Ну, Михалыч, то совсем другое! Там ты в армии был! А приказы не обсуждаются!
— Дак и здесь тот же коленкор! Кому война, а кому мать родна! Тут хоть у наших ума хватило, за неделю управится, а не как в Чечне восемь лет по горам бегать! Это у нас с тобой всё просто – бери больше, вези дальше! Отвёз – отдыхай!
Тем временем, грузинская фура несколько раз безуспешно пыталась подъехать к эстакаде задом. Дело в том, что подъехать туда можно было не столько опытному человеку, а который уже несколько раз этот манёвр совершал – въезжать в склад нужно было задом, несколько десятков метров, с пологим правым поворотом. И получалось, что задний борт «фуры» оказывался в «мёртвой» зоне – то есть, невидимым водителю. И стоящий спереди корректировщик тоже, много пользы не приносил.
Дело ещё осложнялось тем, что не один автомобиль уже стоял на выгрузке, и поэтому, места оставалось ровно на одну машину. Михалыч, сам приноравливался подъезжать к этому складу долго, раза с пятого получилось. Сашок, только языком от восторга клацал! Кстати, местные, к этому складу с прицепами даже и не совались. Только тягачами!
Мужики к тому времени уже харчишки подъели, провиант убрали, кое какой марафет в кабине навели и пошли в первые ряды, смотреть представление под названием «Швартовка вслепую»! Грузчики, были в «курсе», что дело это бесперспективное, и выгружать такие трейлеры им приходилось в два приёма, но из чувства вредности и врождённой неприязни к «чёрным», настаивали на «продолжении банкета»!
Рассевшись по периметру, они смотрели разворачивающееся действие, как очередную возможность отдохнуть и повеселиться. Постепенно двор начинал наполняться гортанным грузинским говором, из которого становилось ясно, что русский язык, великий и могучий, не позабыт любителями велеречивого Шота Руставели, а так сказать, прочно и надолго занял своё место, несмотря на приказы вышестоящего руководства, изгнать из грузинского быта всё русское! Но не помогали не искренне вскинутые к небу руки, не клятвы маме убить другую, плохую, маму! Не шёл прицеп к пандусу! Менялись местами водители, менялись интонации ругани, а воз всё был на месте. Михалыч долго наблюдавший за этой канителью не выдержал, подошёл к бригадиру грузчиков, молодому крепышу в застиранной телогреечке, явно подвыпившему, утирающему слёзы от хохота:
— Не надоело? Чего вы прикалываетесь? Эти джигиты сейчас в раж войдут, разнесут вдребезги и пополам пол базы! Оно тебе надо? Или так свою «фуру» засадят, что потом придётся стены разбирать! – и уже в крик, обращаясь к одному из грузинов:
— Слышь, Гоги! Хорош тебе асфальт ломать, ставьте «арбу» на середину! Они «карой» на пандус товар ставить будут!
Однако дети гор уже закусили удила. Выпрыгнув из кабины, в два прыжка преодолев расстояние метров в десять, молодой водитель – грузин, остановился перед Михалычем, как орёл на насесте, и вскинув в очередной раз руки к небу, заорал, будто вслед уходящей электричке:
— Нэ надо, мине учит!
— Да я и не думал тебя учить, уважаемый! Ты просто сэкономишь уйму времени и себе, и людям! Ну, не можешь подъехать и ладно! Чего горячиться! Просто поставь машину ровно, ребята её выгрузят. И всё!
— Я нэ могу?! А кто сможэт? Ты, батоно? Ты взрослый человек, а говоришь так! Я родился с рулём в руках! Мне вместо молока в детстве бензин давали! Если я не смогу – никто не сможет!
— Зачем так говоришь, генацвале! Моя же машина стоит на выгрузке, — примирительно показал рукой на свой «Камаз» Михалыч, а ты, неровён час и нам пол морды снесёшь!
«Не ровен час» и «пол морды» — видимо сильно подействовали на закавказца. На грузинский язык, такое словосочетание явно не переводилось, поэтому, как и у дикарей с племени «тумбо – юмбо», всё незнакомое, эти слова вызвали агрессию! Метнувшись к кабине, он выхватил из – за сиденья монтировку и снова метнулся к Михалычу!
Все побросали свои дела, глядя с интересом на происходящее. Сашка тоже подскочил с места, схватив первое попавшееся по руку — оказалась савковая лопата, мирно стоявшая возле забора с прошлой зимы, быстрой тенью очутился около напарника. Грузин на ходу, только поднимал ещё железяку над собой, а крепкое совдеповское изделие, уже свистнув свистком курьерского поезда, опустилась бегущему промеж лопаток! Черенок не выдержав испытаний временем и нагрузкой, лопнул с пистолетным хрустом! Джигит подламывая колени рухнул, как горный…орёл с небес на грешную землю, прямо перед стоящим неподвижно Владимиром. Только чуть побледневшие губы, да сжавшиеся кулаки выдавали у него некоторое волнение:
— Санька, ну что ты как варвар! Спросить же надо было у сердешного, может он к нам бежал гайки колёсные подтянуть?
— Да?! А ты спрашивай, дядь Вов, спрашивай! Мне он в горизонтальном положении больше нравится!
Второй водитель, видя что назревает очень крупная неприятность, в процессе которой, всю ближайшую выручку от рейса придётся потратить на врачей, подняв руки, примирительно, далеко не отходя от своей машины:
— Дато батоно! Давай не будем ругаться! Прости моего друга! Молодой, горячий!
Тем временем, «молодой и горячий», пришёл в себя и сев на пятую точку с интересом смотрел вокруг себя, словно только что родился:
— Генацвале, мамой клянусь, прости! Я совсем не то хотел сказать!
— Да ты, по ходу, и говорить то ничего не хотел! – примирительно ворчливым голосом пробурчал Михалыч, — Слышь, Гоги, забирай свою железяку и шуруй, ставь машину под выгрузку!
— Вай, батоно, а почему ты меня Гоги зовёшь? Я – Арчил! А мой напарник – Тенгиз!
— А для меня вы все – Гоги! – сказал Михалыч.
— Слышь, ты, Гоги, который Арчил, сказано тебе, забирай свою железяку и иди к….Иди, Гоги, а?!- недобро усмехаясь и похлопывая по руке остатками лопаты, выдал подошедший к нему вплотную Санёк.
Дважды просить грузина не пришлось, подхватив монтировку, он вприпрыжку побежал к своей машине. Быстро забравшись в кабину, они с напарником о чём то яростно спорили, размахивая руками и делая друг другу свирепые рожи!
Наконец угомонившись, ещё с минуту просто мирно переговаривались, потом также быстро выбрались на улицу, подойдя к своей «фуре» открыли большущий ящик, прикреплённый под рамой прицепа и вытащили на свет Божий здоровенную пластиковую канистру, наполненную чем то тёмным. Тут же на свет появилась «сиротская» кружечка, размером с футбольный мяч! Один держал кружку, второй с видимым усилием поднял канистру и открыв, набулькал туда почти по самые края рубиновой жидкости. Из свёртка, появившегося всё из того же ящика, достался пакет вощёной бумаги, хрустящей как первый лёд под колёсами тягача, появилось нечто длинное, пупырчатое, да и к тому же на ниточке! Взяв всё это в обе руки каждый, Гогики, пошли к Саньку с Михалычем:
— Генацвале! Не обижайтесь на нас! Мы были не правы! Мы просим прощения и в знак примирения просим принять вас эти скромные подарки!
Что, что, а жратву Сашок чуял, как гончая зайца в чистом поле! Распрямившись, как пружина, отбросив в сторону какой то бутор, который водилы перебирают на каждой стоянке в надежде хоть что нибудь выкинуть и тем самым освободить чуток места в инструментальном ящике, напарник сделал стойку, почуяв съестное! Да и Михалыч с интересом глядел на подошедших.
— А что это? – на всякий случай поинтересовался Сашка.
— Это настоящее грузинское вино из граната и орехи в мёде – чучхелла, называются! – протягивая им и каким то непостижимым образом догадавшись кому что. Сашка, как малоё дитё, сразу потянул сладость в рот, а Владимир Михайлович, преисполненный важности, как на королевском приёме, с достоинством принял литровую эмалированную посудину, не забыв перед этим неуловимым движением подкрутить усы, понюхал живительную красно – яркую влагу. Поднял на уровень глаз и верный вековой кавказской традиции, чай тоже не со степей калмыцких, медленно сказал:
— Настоящий мужчина, кацо, никогда не обижается! Вот огорчиться может, а обидеться нет! В этом и есть сила мужская, и кто это понимает, тот и может назвать себя мужчиной! Вот я и выпью за то, чтобы никогда горечь неправоты не переходила дорогу здравому рассудку, не застилала глаза яростью!
Не торопясь пригубил, а вот оторваться сил уже не хватило! Разливаясь тёплым, ароматным елеем, вино сразу захватило все чувства осязания и обоняния. Сквозь закрывшиеся от удовольствия глаза, Михалыч увидал склоны гор, поросшие гранатовыми деревьями, ощутил ноздрями хрустальной чистоты воздух, наполнявший эти великолепные сады! А открыв глаза посильнее, стараясь рассмотреть, что же там вдали, за этими горами, внезапно увидел обшарпаное дно кружки!
— Ну ты, Михалыч даёшь! – с восхищением выдал Сашка, вот это я понимаю! А всё плачешь — здоровья нет!
— Спасибо, орлы, уважили! – возвращая посуду кавказцам, степенно ответил и Сашке заодно! – Я такого вина уже давненько не пивал! Уважили! – ещё раз повторил он, — А теперь давайте и познакомимся по людски!
Ну а дальше всё пошло по накатанной сотнями лет колее. Разгоревшийся из маленькой искры никчёмной ссоры, конфликт постепенно перерастал в возникновение настоящей международной солидарности и дружбы! Опускалась и поднималась канистра, наполнялась и опустошалась кружка, давно и почти сразу закончилась «чучхелла», и в ход пошли традиционные грузинские закуски в виде сыра и лаваша, а когда закончился и сыр, а вино всё ещё плескалось в необъятной посудине, достали припасы, приготовленные Лидией Васильевной.
Но перед этим, Михалыч по просьбе новых друзей, с первой же попытки виртуозно загнал «Сканию» в тесный проход складского пандуса!
Под занавес, нестройной акапеллой исполнили вечную «Тбилисо» и разбрелись спать по кабинам, если уж не братьями родными, то уж друзьями навек – это точно! К тому времени уже и ночь подоспела.
Грузчики давно управились со своей работой, машины выгрузили, «фуры» подмели и закрыли, пропустили по стаканчику поднесённого винца и разошлись, рассовав по карманам честно заработанные деньги. Никто и внимания не обратил на бригадира. Он и до этого был малость выпимши, но работал без нареканий, при расчёте не хамил, от поднесённого угощения не отказался, но всё ходил и ходил вокруг, заглядывая в беззаботно раскрытые шоферские рундуки.
Шофера люди не жадные, гостеприимные и хлебосольные. Редко когда напиваются до полной отключки, ну если только у себя дома. А в рейсах, каждый свою меру знает. Поэтому пить – пили, а порядок не нарушили – за собой всё убрали, все бумажки, до последней, до лоскуточка махонького, всё подобрали. Ящики взятые вместо столов, на место поставили, рундуки позакрывали, а только уж потом, хоть и изрядно пошатываясь, разбрелись по своим спальным местам.
Вот чем не нравилось вино, даже хорошее, Михалычу – слишком короток его век в организме человеческом! Проснувшись, в полной темноте, под звук сопения Санькиных ноздрей, он ещё долго лежал, уговаривая себя не торопиться выпускать винцо на волю, но слишком велика была жажда свободы вина и велико желание освободить свой организм! Пришлось кряхтя вылазить из «спальника», благо хоть молодой напарник поселил его на первом ярусе! Ночь стояла тихая, но безлунная, почему то в России большинство ночей, Луна не балует своим посещением! Вроде с вечера светит, хоть кое как, присутствуя на небосклоне, а ближе к утру покидает свой пост, считая не нужным тратить и без того свой блёклый свет на освещение безлюдной, спящей Земли.
Уже выполнив все намеченные действия и собираясь приступить к последней, завершающей так сказать операции, краем уха усыхал легкий щелчок замка – дверь кабины, сволочь, без малейшего дуновения ветерка, плавно, но с размаху качественно захлопнулась! Самое страшное, что это была правая дверь, которая всегда была закрыта снаружи на ключ. Да мало ли от кого! Левая дверь закрывалась защёлкой изнутри, а вот правая, закрыта была всегда ключом! Изнутри отрыть её это не мешало, а вот снаружи…
Сашка будить стуком не хотелось, спать, особо уже тоже, решил покурить, благо что папиросы всегда при себе имелись. Верный северным привычкам, каждый раз выходя из машины, накидывал на плечи дежурную душегрейку. А портсигар был ещё дежурный! И зажигалочка внутри, всё как по нотам.
Примостившись за кабиной на кронштейне запаски, с удовольствием сделал первую, самую вкусную затяжку. Выпуская дым в небо, само – собой, оглядел притихший на ночь двор. И увидел, как возле «Скании» шевелятся тени. Сначала подумал было, что и грузеняк винцо выгнало подышать предутренней прохладой, но приглядевшись, в сереющей мгле увидел гораздо больше народу, чем в экипаже «саакашвильцев». И чего бы это им по ночи вздумалось колёса крутить? А тут явно, двое амбалов волокли прочь от машины запаску, а ещё пара человек уже вытаскивали с отсека аккумуляторы!
— Может шуткануть решил кто? – подумалось ему, но какие уж тут шутки! Бомбят грузинов то! Караул кричать пора! До седых волос дожил Владимир Михайлович, а от мальчишеской привычки сначала думать, а потом делать, не избавился! Поплотней запахнув кацавейку и поправив на ногах домашние тапочки, в которых щеголял по кабине и в которых вынес его чёрт покурить в неурочное время, благо ума хватило взять с кронштейна увесистый ломик, своей бывшей пружинистой африканской походкой, которая к шестидесяти годам превратилась в шаркающее волочение полусогнутых ног, направился прямо к ночным татям! Хотел сморозить что нибудь посмешнее из своего разговорного арабского арсенала, но как назло и на ум то ничего не шло:
— Хендэ хох! — выпалил он и сам затрясся от смеха!
Тени враз остановились, выпрямились, вглядываясь в незваного гостя. Не узнав в нём одного из водителей и приняв неизвестно за кого, одна из теней метнулась к нему:
— Чего орёшь, старый? – шёпотом спросили его,
— Так то и ору! Чего вытворяете? Пацаны намаялись за день, спят, а вы «колхиду» ихнюю курочите! А ну, как сейчас вся братия проснётся и наваляют вам, а ? Тащи всё обратно!
Ещё одна тень просочилась к нему:
— Дядь Вов, да это ж грузины! Они ж на тебя драться кидались! Ты иди к себе в машину, будто и не было тебя вовсе! А мы уже закругляемся!
— А, это ты, сосок поросячий! – узнал Михалыч бригадира, — Что ж ты, курва, делаешь?! Это меня они побить хотели, а тебе дураку денег дали заработать, и ещё дадут, когда следующую ходку сделают! А ты серешь сам себе в карман! А ну, труби отбой своим парнокопытным!
— Дядь Вов! Они ж осетинов то на войне сколько побили! Надо им отомстить, хотя бы так, малёхо! – не унимался тот,
— Курва ты, курва и есть! Герой! Чего ж ты в ополчение не записался, чтобы им на поле боя жопу надрать?! Чего ж ты в потёмках колёса тыришь?!
Краем глаза, любезничая с бригадиром, Владимир увидел подкрадывающегося со стороны склада, где темноту ещё не тронул начинающийся утренний ветерок, но вот среагировать достойно не успел. На стороне нападавшего, кроме молодости, оказалась ещё и сила со сноровкой. Но прихваченный с собой ломик, он выставить успел, чем значительно ослабил удар, металлического прута! Однако сила удара была такая, что его прямо снесло на землю! И тут же этот нападавший навалился сверху, выставив вперёд руки, пытаясь сразу дотянуться до горла! Бригадир попятился назад, всплеснув руками, испугавшись неизвестно за кого, но шёпотом:
— Колян, перестань, это ж Михалыч!
— Иди на хер, Васька, заканчивайте там, я здесь сам управлюсь!
И видать и вправду решил управиться побыстрей, отбросив свою арматурину, схватил за шею и начал выкручивать её, как мокрое бельё после мамкиной стирки!
Жёлтые крапинки в глазах от первого удара, хотели уже было пройти, как тут начали перекрывать кислород! Да ещё и навалился всем телом, как на девку, недоумок!
— Ну, да это мы вроде как уже проходили, — мелькнуло в голове, — борьба в партере, это ж прям дежа вю какое то!
И взял и опустил руки! Вот так взял, и опустил, предоставив свою шею в полное постороннее пользование! У нападающего аж вскрик недоумения случился! Хватка рук ослабла, он даже лицо приблизил рассмотреть, чего там дед удумал, а может и помер уже с расстройству?! Хрустнув видавшими видами поясницей, Михалыч сделал настоящий мостик, в одно мгновенье скинув с себя нападавшего, крутанулся на спине и выскользнув из под ещё ничего не подозревающим противником, мигом очутился уже у него за спиной, правда стоя на коленях! А тот всё лёжа на земле, ничего не понимая куда делся противник, крутил головой во все стороны! Ну а перескочить теперь уже на неприятеля, было делом техники – не стал Михалыч в благородство играть, не стал ждать, когда этот «колян» к нему лицом повернётся. Тигры с волками вон, всю жизнь со спины грызут и ничего! Вот тут то и припомнились и арматуры кусок, и грузинская монтировка! Всё влилось в злость удара! Еле еле, сам себя успел перехватить! После двух ударов с обеих рук, голова у лежавшего стала мотыляться, как плохо пришитая! Нокаут!
— А руки то помнят! – хихикнул Михалыч. Несмотря на боль во всём теле — всё ж не двадцать лет, кульбиты крутить! — встал на ноги, захватив валявшуюся рядом арматурину, свою монтировку тоже забыть нельзя — инструмент всё таки! Все были заняты своим делом, на него просто не обращали внимания, посчитав его за своего, а лежавшего — в порядке вещей, за противника! Тащивший что то тяжёлое Васька – бригадир, вглядываясь в появившегося в темноте Михалыча спросил:
— Ты хоть не до смерти деда замурцевал, Колян?
— Да нет, жить будет, но наверное плохо и не долго! Как и ты, недоумок! Говорил тебе, прекращай паскудить, не послушал ты, ну теперь не обессудь! – и арматуриной этой, наотмашь, поперёк всего организма — как дал!
О, крику было! Орал Васька, как кошак кастрированный! Может и правда сломал что то ему – хрустнуло знатно под железякой! А может и испугу больше! На рентген потом с ним не ездил. От крика по просыпались не только водители, но похоже и утро. Как-то уж слишком быстро сереть начало. Тут потеха и пошла! Никто никого не учил, кого и куда бить, всё само собой расставилось по своим местам. Но били долго и качественно! А что, никто не мешает, не поучает, за руки не хватает…
Это уже потом, с проходной, видимо устав лупцевать подлюк, ментов вызвали! Вот где цирк начался! Оказывается, это водители во всём виноваты. Это они, хороших ребят среди ночи обидели. Прибывшая конница на двух патрульных «уазиках», забрала в отделение три экипажа машин, стоявших под выгрузкой – погрузкой, а гостей ночных отпустила, объяснив, что им, кроме медицинского вмешательства, ещё и психолог теперь потребуется! Нет, против медиков никто и не возражал, наваляли им знатно! Но вот сообщение о психологе, вызвало такой приступ хохота у водил, что менты поспешили сомкнуть свои стройные ряды, поплотнее, ощетинившись дубинками демократизаторскими! Ну хоть повеселились!
А что ещё в «обезьяннике» до утра делать? А утром допросы начались. Вот умора! «Гогики» тоже пацаны с юмором оказались и потребовали кроме переводчика, оказалось они — по русски совсем не разговаривают, ещё и посла Грузии в России! Они ж подданные другого государства! А второй экипаж наполовину – украинский! У дежурного по «околотку», куда их доставили, через пол часа, «крышу» напрочь сорвало! А тут ещё и Михалыч масла в огонь добавил – как выдал тираду на чистейшем арабском — у «мента» листья на кокарде опали! Потому как из всего что сказал старый, понял он два слова: «Аллах» и «Иншалла»! На миг даже сами узники притихли, молчаливо спрашивая подельника:
— Это чего было?!
Но это было уже серьёзно! Это считай, Бен Ладана в полон взяли! И что с того, что даже сам Михалыч, толком не знал, что сказанул! Красиво то как прозвучало! Тут же был вызван такой высокий чин, что еле – еле смог зайти в дежурку, такая высокая тулья была на его фуражке. А звёзды на погонах роились, как мухи на ленте — липучке. Разложив перед собой все собранные документы, большой начальник, самолично вызывал всех по очереди на допрос. Что уж он выспрашивал у остальных, Михалыч не знал, а за себя сказал… Ну что, обычно говорят мужики друг другу наедине! Без официальных, так сказать, свидетелей.
Это потом оказалось, чин тот высокий, служил в далёких годах, где то рядом, за соседним барханом, что ли… Ну тогда то, понятное дело, шапка у него не такой высокой была, и ту катавасию, за которую у Михалыча орден был, который целую жизнь носить нельзя было, он отлично помнил.
Ну, а за нынешний мордобой никто им ничего не обещал, однако из застенков их амнистировали. Всех, кроме Михалыча!
А его, тот мент главный, который полковником оказался, в плен к себе забрал. Часа на два. Ох и попили! Так в наглую и пили! Прямо на работе! А сержанты с лейтенантами за водкой с закусками бегали. Запомнилось только, что водку «Белугой» звали. А закусывать такую водку сам Аллах повелел икоркой закусывать! И тут особо не выпендривались, какая была, такую и кушали – банка красной, банка чёрной… Да… Недёшево обошлась пензинским торгашам та потасовка! Часика через два, состоялся торжественный вынос тел из кабинета! Нет, всё честь по чести – головой вперёд, почётным эскортом! Фуражку кокардистую, двое несли, да его, полковника четверо! Михалыч, правда, сам вышел! Ну, может «вышел» слишком громко сказано, ну поддерживало его пару человек…подумаешь… Как там бабка евоная говаривала?
— «Пьяный не тот, что двое ведут, а третий ноги переставляет, а тот, который в канаве валяется, ему собака рыло лижет, а он «Брысь» сказать не может»!
И на машине патрульной, прямо к порогу «Камаза» доставлен был. К тому времени и Сашка, и ребята остальные, уж испереживались! Так в сопровождении, с мигалкой и покинули они славный город Пенза. Но обещали вернуться!
В себя «старый», как стал звать его Сашка, пришёл часов через несколько. Напарник успел уже и тарой пустой загрузиться. Очухался «старый» от воздуха свежего, который врывался в кабину через приоткрытую форточку, от до боли знакомого вкуса и запах пыли дорожной. Странное дело – дороги в бетон и асфальт одеты, ну… По большей части, а пахнут пылью! И ведь это вкус не той пыли, пропитанной нафталинным привкусом шифоньера или пыли с привкусом душного города, а вкусом пыли дальней дороги, вкусом попутного ветра, незнакомой местности – если ещё остались на просторах нашей такой большой и такой уже всюду объезженной страны. Кряхтя перелез из «спальника» на кресло, хмуро взглянул на Санька, ожидая вопросов и подковырок. Нет…Санька молча крутил баранку, зажав в уголке рта сигарету, но губы дрожали, сами собой растягиваясь в широченную улыбку! Делая над собой неимоверные усилия, хмуря брови, пыхтя как паровоз, напарник делал всё, чтобы не заржать в голос, до тех пор, пока сам Михалыч не даст повода!
— И чё, Сань, едем? – голосом, треснувшим от засухи спросил «старый», — Ну и лады, — сам себе ответил он, особо и не нуждавшийся в ответе, — А «грузеняки» тоже домой пошли? Хмуро посмотрев на своего Шурика и не дождавшись ответа, ещё немого помолчав, хмыкнув, и глядя в сторону, безразличным тоном сказал:
— Ну тормозни, что ли…пойду «белугу» погулять выпущу! Засиделась…мать её…
Вот тогда то Сашка и дал волю копившемуся столько времени смеху!
И весь день, как молодой масломер, был у Сашко на подхвате! Куды ж за руль после «Белуги» то?!
Время подошло срывать очередной листок календаря, но как и бывает один раз в году, вместе с числом месяца, менялось и число года. Михалыч опять сидел дома – водочные потоки, как и предвещал напарник, иссякли, а отнимать у него хлеб на коротких рейсах, у него совести не хватало.
Да, честно говоря и здоровья тоже! Тяжело оказалось отвыкать по новой от баранки! Как у дитя малого, после продолжительной болезни, отнимают соску, которую давали, чтобы он не хныкал! Сошлись на том, что Сашка будет приезжать почаще в гости.
Вот ранним утром расчищая двор от свежевыпавшего снега, и услыхав рокот двигателя большегрузного автомобиля, он особо не удивился. Пристегнув Каратика на короткий цепной поводок – мало ли что, — выглянул в калитку и не поверил глазам своим! Напротив его двора стояла всё та же грузинская «фура», из-за которой в городе Пензе, ему чуть было «вязы» не свернули и он, нежданно негаданно нашёл бывшего однополчанина! Который уже и приезжал два раза, и подарил ему диковину – «ноутбук» называется. А там зверь такой – «Скайп»! И теперь они с ним переговаривались несколько раз в месяц!
А из той «Скании», свесив с окошка черноусую и черночубую как смоль головушку, скалился во все шестьдесят четыре зуба Гогия,… ну, тот который один из них! То ли Арчил, то ли…Вот если бы звездолёт инопланетный сел возле двора, Михалыч наверное и не так был удивился! Соседи, даже те, кто ходить уже лет десять не могли, на улицу высыпали! Машина грязная была такая, что, казалось, даже водоросли с неё свисали! Однако ж красоты своей не потеряла! А уж «фура» то, «фура»!
— Дада Вова! Гомарджоба!- орали грузеняки,
— Дата батоно, драстуй! – и давай давить на кнопку сигнала воздушного! На ближайшем переезде железнодорожном, расположенном километрах в десяти, у дежурного, наверняка свисток со рта выпал, и глаза из орбит выпадать начали! – гудок паровозный есть, а состава не видно! И столько радости было в криках, что у Михалыча, что-то с глазами стало… Размытое всё какое то… И в носу защипало…Вот черти, а… Осторожненько, боясь резким движением расплескать полные глазницы, присел на лавочку возле двора. На шум уже и Лидуська подтянулась, а эти нехристи всё не угомоняются! Шуму то них, хохоту! Уж обнимались, обнимались…Оказалось ребята на одной из стоянок с Сашком виделись, вот речь и зашла о былом…
Первым делом на свет из кабины появилась настоящая кавказская бурка. Широкая, длинная, цвета чёрного, прямо как в кино старинном, затем ребята достали шапочку, нитками цветными расшитую, с настоящей кисточкой!
— Помнишь, дада Вова, очен нравился тебе такой шапка?
— Это тебе наш дед передал!
— Ну пошли в дом, чертяки! Пошли! Весь квартал уж и так переполошили!
— Падажди, да?! Папаха вот ещё! Какой джигит без папахи! Наси на здаровье!
— Да пойдёмте уж в дом, оглоеды! Что вы разорались, как грачи на насесте!
— Дада Вова, прости! Мы к тебе на чут – чут! Поздороваться! На обратной пут, абязатэлно зайдом! Не огорчайся, на трассе брат ждёт!
А в это время уже громыхает ящик под полуприцепом, — Мы тебе вот привезли напитка нашего! Возьми! На здаровье, дада Вова! Эта хот и прошлый года, но харощий палучился! Так, дада Вова, это чучхелла, знаешь, да?! – вихрем носились мужички,
— Но самое главное! Сандро сказал, у тебя двор большой! – и тут же хлопнули ворота у «фуры»! Всё чего угодно ожидал Владимир Михайлович, но не этого. Быстро взобравшись на борт, один из Гогиев, подтянул к краю, что-то связанное, также быстро спустившись, помог другу кинуть на плечи ношу, себе взвалил вторую, и тут на всю округу, как из прорвы, понеслось баранье блеяние! Не обращая никакого внимания на начавший переполох, как среди людей, так и среди собак, напарники понеслись внутрь двора. Оставив спеленатые живые подарки, также, в темпе быстрого фокстрота, понеслись обратно!
И уж чего совсем не ожидал «дада Вова», пробегая мимо пристёгнутого Карата, нисколько не смущаясь, по очереди потрепали его по загривку! У кобеля от возмущения шок случился, переходящий в ступор. Он даже забыл, как гавкать надо! Вторым рейсом, ребята занесли во двор канистру, свертки ещё какие то подарки, сложили всё на ступеньки веранды, и после этого кинулись обнимать Лидуську!
— Тота Лыда, буд здарова! Эта мама наш, привет послала, мы говорыли ей, какой у дады Вова, жена! Цах! Она сказала привести вам настоящего барана и его жену! Хочищь шашлык делай, нэт – пуст гулает, шерст бери, носки внукам дэлай! Патом ехат будэм, мама сказала — сыр даст и бумагу, как его дэлат! Вах!
Промчавшийся ветер с гор, загнал закавказских джигитов в свою распрекрасную «Сканию», хлопнули закрываясь двери, заурчал двигатель, кинулись врассыпную обступившие машину ребятишки с пяти кварталов, утробно воя сиреной – сигналом, автопоезд пятясь задом, начал выруливать от дома Михалыча …
А пятиться задом надо было метров сто – ума ведь не хватило перед тем как заехать пойти пешком посмотреть, а улица то была тупиковой! Но джигиты завернули такой пируэт, что даже у видавшего виды Михалыча, остатки волоса под зимним малахаем, стали на дыбы! «Фура» дала такой крен, что стала напоминать лёгший бортом на волну парусник! Шланги и провода натянулись, и казалось, ещё секунда и прицеп ляжет на землю, потянув за собой тягач!
Вот она – молодость, бесшабашность, помноженная на мастерство! Взревев турбиной, трёхосный красавец, окутавшись клубами дыма, не переставая гудеть, развернувшись на двух квадратных метрах, ломанулся как сохатый по тайге, в сторону главной дороги! Только и осталось «даде Вове», что погрозить кулаком вслед этим «черносотенцам»!
— Ну пошли, мать, смотреть, что там припёрли эти сыны гор!
— Михалыч, а кто это был? – отважились подойти поближе соседи,
— Друзья Сашкины, в рейсе познакомились.
Сашку все знали, поэтому и вопросы лишние отпали сами собой.
— А привезли чего, покажешь?
— Да самим ещё разобраться надо!
До вечера разбирались с Лидуськой с подарками. Сын с женой и внуком, только головами качали! Вернее только сын с женой! Никитку никакими уговорами не оттянуть было от четы бараньей!
Только – только им ноги развязали, как они с поистине кавказским хладнокровием, стали гуляя по двору, выщипывать кое где пробивавшуюся из под снега траву. Пришлось срочно снаряжать в поход свою старенькую «Волгу» к знакомому фермеру за тюком сена, чем несказанно удивил всё семейство – с утра сказался больным напрочь, отказавшись везти невестку на рынок. И Карат остался без утреннего моциона. А тут…разошёлся! Вообще из всей этой истории, собаку и было жалко! Не привык пёс к такой невнимательности. Бараны эти…По двору ходили, как будто и нет его вовсе! Он попробовал пару раз наскочить на них – ничего путёвого не получилось! Наклонив кучерявую голову почти к самой земле, тот который покрупнее, расставив ноги пошире, пошёл на кобеля в атаку! Это потом уже, когда хозяева разобравшись с подарками в доме, вышли и открыв загородку, загнали новых постояльцев в огород, предоставив в законное пользование двор, истинному владельцу.
Ближе к вечеру, напробовавшись вволю винца знаменитого, облачившись в новую бурку, взяв жену под руку, пошли на улицу. Лавочка уже была заботливо очищена от снега, спасибо сыну – постарался. Подстелив взятую с собой подстилку, усадил жёнушку, а сам гоголем расхаживал рядом. Наконец притомившись от ненужной суеты, присел сам. Прерывисто вздохнув, неожиданно прижавшись всем телом, жена взяла его под руку:
— Вов, а много у тебя таких друзей?
Вопрос застал врасплох.
— Мать, ты чего? Разве друзей может быть много? Вот ты идёшь по улице, с тобой люди здороваются, это друзья твои? Может конечно и не друзья, а просто хорошие знакомые, так? Ведь чего с плохим человеком здороваться? Тротуар, к примеру скользский, оступился человек, разве ты не подашь руку, чтобы поддержать? То-то! И на дороге также! Ну, может с маленькими поправочками! Сегодня есть у меня, что ему под колёса подсыпать, чтобы он крепче на ногах стоял, завтра меня выручат! Главное — лицо от встречного ветра не прятать! У одного оно за очками, у другого за стеком лобовым, главное – глаза на виду! Понимаешь о чём я?
— Да понятно всё, философ…Вов, я что спросить хотела, может возьмём котёночка в дом? Соседка вон, Нина Павловна предлагает…Как в доме без котейки то?.. Скушно…А, Вов?
— Бери, чего не взять? Чтоб уже была полная обойма! Собака есть, козлы и те есть, а котейки нету!
— Не козлы, а барашки!
— Ладно, не умничай, сам знаю…
Подкрадываясь, незаметно вечер садился рядом с ними. От сумерек воздух густел, но дышать становилось легче, сквозь туманную дымку проклёвывались первые звёзды, своими белёсыми лучами разделяя твердь земную от небесной. Тесно прижавшись друг к другу, сидели два влюблённых человека. Тепло душ, сливаясь воедино, грели вечность…Любовью своей вечен человек. Пока любит он, помнит он, и его любили и любить будут. Так было…так будет!
Автор: Игорь Израильянц .