Карлуша

Ворон.

Ворон.

Почти вся смена собралась в «тепляке» на перекур. Такое хоть и редко, но случается у нас иногда. Шахта живёт в своём ритме, как единый организм. И если один идёт на перекур, то другой должен в это время работать, поддерживать её жизнь. Кто-то курил, кто-то пил чай, горный мастер под линейку задумчиво чертил таблицу в одном из своих многочисленных журналов рабочей документации. Стояла полная тишина и идиллия. Время остановилось.

Резкий хлопок на улице и сразу после этого погасший свет электрической лампочки в «тепляке», внёс хоть какое-то разнообразие в нашу размеренную жизнь. Все, как по команде, молча повернули головы в сторону сидящего в углу, у окна, нашего электрика Юрки. Юрка, тоже молча встал и не спеша вышел из «тепляка», прикрыв за собой дверь. С улицы послышалось громыхание металлических дверей подстанции, после чего в «тепляке» снова загорелась засиженная мухами тусклая лампочка. Снова послышался грохот дверей подстанции, тихая незлобная ругань Юрки у дверей «тепляка». Следом мы увидели входящего левым плечом вперёд Юрку, держащего правую руку за спиной.

Дело было привычное — автомат линии на «тепляк» регулярно выбивало от перегрузки в подстанции. Но в этот раз не были включены мощные электрические калориферы. Даже чайник в это время был выключен.

— Ну, что там снова у тебя? Чего в дверях топчешься? – поднял глаза горняк на Юрку, на секунду оторвавшись от своей увлекательной таблицы.

— Да, тут такое дело… — начал Юрка.

— Не тяни кота за хвост.

— В общем, это только считается, что электричество – направленный поток заряженных частиц, — загадочно начал издалека Юрка, — На самом деле, что такое электричество, не знает пока никто… — закончил он свою мысль.

—- Каких частиц? – опешил горняк и, продолжая сидеть, выпрямил спину, откинувшись к стене «тепляка».

— Ну…положительно и отрицательно заряженных…

— Тебя снова током дёрнуло на подстанции?! — начал догадываться горняк.

— Не меня… Вот! Со стороны высокого напряжения на подстанцию залетела её и шандарахнуло как следует — и Юрка торжественно, с сияющим лицом, вытащил из-за спины правую руку, держа в ней за лапы, вниз головой, крупную чёрную птицу без признаков жизни — молодого ворона.

— Третья ворона за месяц! Душегуб! Я сколько раз тебе говорил — закрой щитком «высокую» сторону, там контакты близко расположены друг к другу. Нами скоро заинтересуются те, кому положено в таких случаях интересоваться.

— Так нет у меня таких щитков, я же уже говорил. Конструкцией подстанции не предусмотрено.

— Толик! – обратился горняк уже к сварщику, — Ну хоть ты ему свари каркас из уголка по размеру, а он пусть сеткой рабицей обтянет и прикрутит проволокой к подстанции с высокой стороны. Ну почему я вас всему учить должен, взрослые же мужики!

— Сделаем, показывай — Толик повернулся к Юрке и потушил почти докуренную сигарету в консервной банке с окурками.

— Прямо сейчас пойдите и сделайте, — настаивал горняк. — А то Юрка уже третью ворону приволок за месяц. Добытчик, охотник-промысловик. Ладно бы оленей носил. Или хотя бы куропаток… Так ещё и самого током дёрнуло в прошлый раз.

— Это я ворону, поражённую электротоком, со стороны «высокого» доставал, ну и не хватило немного длины руки, зацепил… Надо было палкой, — пояснил Юрка.

— И чего они лезут в эту подстанцию, — продолжал возмущаться горняк, вслед выходящим из «тепляка» Толику и Юрке.

— Так она же жужжит, им и интересно, что там, вот и лезут. Да и деревьев рядом нет — остановился в дверях Юрка.

— Иди уже, пока Толик не ушёл. Жужжит у него там… Да смотри — сам снова руки туда больше не суй, а то как бы уже тебя Толик за ноги не приволок в «тепляк», как ты ворону.

— Да ладно, в первый раз что ли. Или в последний?

 — Вот это меня и настораживает, — признался горняк.

***

Ближе к обеду мы снова собрались в «тепляке». Там горняк снова воспитывал Юрку.

— Ты почему свою дохлятину на улицу не выбросил из «тепляка»?

— Так ворона вроде ещё живая, а там мороз…

— Будем ждать пока окачурится? Потом торжественно похороним.

— Она ещё живая, подождём, — проявил Юрка редкое для него упрямство.

Словно в подтверждение его слов, ворона, лежащая на полу у лавки, приоткрыла клюв.

— Проводи реанимационные мероприятия, Айболит — распорядился горняк. — Это не без твоего участия она тут валяется…

Юрка набрал в кружку холодной воды из бочки и попытался напоить птицу.

Снова в «тепляк» мы попали часа через два. Молодой ворон уже ковылял по полу «тепляка», только слегка тащил левое крыло и припадал к полу. А ещё постоянно пытался спрятаться в самый дальний и тёмный угол, встречая недоверчивым взглядом каждого вошедшего.

Это был именно чёрный ворон, а не серая суетливая материковская ворона. Отличие принципиальное. Вороны у нас не водятся. Водятся вороны. Даже у Владимира Высоцкого, в одной из песен о покорителях Севера, есть слова о том, что «вороны не выклюют нам глаз из глазниц, ведь на Севере нет воронья». Ворон гораздо крупнее вороны, хотя они и родственники. Поведение тоже степенное, гордое. Как у птицы, знающей себе цену. Чуть ли не орёл. Старый ворон необычайно красив — чёрное гладкое перо с синим отливом, на солнце так и играет. Огромный чёрный клюв и размах крыльев под полтора метра. И очень умные чёрные глаза. Сама птица тоже отличается редким для птицы интеллектом и сообразительностью, умеет подражать собачьему лаю. Однажды в посёлке я наблюдал у мусорного бака, как крупный ворон облаял, а потом прогнал одинокую собаку средних размеров. Думаю, что на этом его таланты не ограничились.

Наверное, поэтому в сказках народов Севера, особенно не Чукотке, мудрый ворон Кухт всегда был первым помощником человека, а иногда его учителем или даже прародителем. В общем, тотемная птица.

Наш же воронёнок был ещё молодым, растрёпанным и каким-то малахольным, как метко выразился горняк. Мне он с самого начала напоминал нашего электрика Юрку, который и взял над ним шефство. Да простит меня Юрка за это сравнение.

Когда мы уезжали со смены, у птицы уже стояла в углу консервная банка с остатками тушёнки от чьего то «тормозка», во второй банке была налита вода. Воду воронёнок изредка и по немного пил, но к еде пока не притрагивался. Не доверял и боялся.

— Так как назовешь свою ворону, Каркушей? — улыбался суровый горняк.

— Почему ворону? Может, это ворон! Мужик. Назову — Сергей Федорович, как хорошего человека, — Юрка скосил глаза на горняка, с которого сразу сошла улыбка, при упоминании его инициалов.

— Юркой назови! Будет у нас два Юрки, оба электричеством на голову слегка контуженные, — беззлобно ответил горняк под наше дружное ржание.

Юрка совсем не обиделся, он был не из того теста слеплен и давно уже прошёл закалку в мужском коллективе.

— Как же узнать, ворон это или ворона, — размышлял Юрка.

— Да ты подбрось его. Ели полетел — ворон, а если полетела — ворона, — подсказал мой напарник Лёха.

— Что-то Шарик давно с соседней шахты не возвращается, — заметил сварщик Толик. — Видно там сегодня лучше кормят нашего подлизу.

— Конечно лучше! Там сегодня горнячит Иваныч. Он всегда Шарику из дома кости привозит и остатки еды. И «тормозком» делится. Так что Шарик до окончания смены будет там Иваныча охранять и сюда не придёт. Он, хоть и пес, но шахматист тот ещё. Все смены просчитал, кто и когда работает — заявил горняк.

— Потому и придёт, что просчитал. Плохо ты его знаешь. Он и нашим, и вашим. Ласковое теля двух маток сосёт. Он и сюда придёт подкормиться, вот увидишь — возразил Толик.

Словно в подтверждение его слов, Шарик привычно приоткрыл лапой с улицы дверь «тепляка» и проскочил в помещение. После чего побежал по кругу, выпрашивая у окружающих ласки и немного чего-нибудь поесть. Молодой упитанный пёс, по сути, ещё щенок, постоянно испытывал собачье чувство голода, сколько бы его ни кормили. Он уже всех хорошо знал, к кому стоит подбежать и лизнуть руки, а от кого лучше держаться подальше, — все равно ничего не дадут, могут и прикрикнуть. Так, прижав уши к голове и болтая лохматым хвостом, он суетливо бегал по «тепляку». Только непонятно было — собака машет хвостом или хвост собакой, пёс весь так и извивался. Ну, точно – подлиза.

В один момент Шарик подскочил к вороненку, желая того обнюхать. А может унюхал остатки тушенки в консервной банке и стремился к ней. Этого мы не успели понять, так как воронёнок нанёс молниеносный удар клювом прямо в чёрный мокрый собачий нос. С визгом Шарик кубарем вылетел из «тепляка». Такого предательства и унижения он ещё не знал в своей короткой собачьей жизни. Ведь на шахту он был привезён из посёлка маленьким толстым щенком, привык только к доброжелательному к себе отношению. Лишь изредка кто-нибудь на него мог повысить голос за излишнюю навязчивость и дружелюбность, но не более того. Да горняк мог прогнать веником, подметая «тепляк».

— А я думал что все — хана твоей Каркуше, — горняк посмотрел на Юрку.

— Какая Каркуша! Мужик это! Видал, как он превосходящего противника в штыковой атаке одолел?! Карлуша это, — решил Юрка.

На том и успокоились. Шарик больше в тепляк не заходил, проводя основную часть времени на соседней шахте, где его никто не обижал.

***

Впоследствии, раз за разом приезжая на эту шахту, мы наблюдали, как воронёнок подрос, окреп. Неплохо откормился на общественных харчах, как выражался Юрка.

Он уже не забивался в угол, но панибратства с людьми не признавал, старался держаться в сторонке, выдерживал дистанцию. Как и Шарик, ел практически всё, даже мелкие кости глотал.

Карлушу выпускали из «тепляка», но из-за травмы он ещё пока не летал, хотя крыльями махал, разминая их. Он никуда не убегал, возвращался всегда в «тепляк» сам, когда хотел.

Кто первым придумал вскармливать птице хлеб, вымоченный в водке, так и осталось для нас загадкой. Но Карлуша быстро пристрастился к выпивке и даже выпрашивал такой хлеб у всех входящих. Кто то явно его подпаивал, что было видно по сразу меняющемуся поведению птицы. Пьяный Карлуша вёл себя развязно. Он смело шёл в лобовую атаку, наступая на вошедшего в «тепляк», перегораживал ему дорогу, расправлял в стороны крылья, опускал голову, открывал клюв, и дерзко заглядывал в глаза, словно вызывая на поединок. Заканчивался поединок тем, что вошедший брал его за крыло и как бумеранг закидывал под лавку. Откуда Карлуша, который в этот момент уже явно был не Карлушей, а как минимум — Карлом Смелым, встав на ноги, снова шёл в атаку на вошедшего. Или на того, кто войдет следом в «тепляк». Но клюв в ход не пускал. Только к Юрке он относился снисходительно, не считая его противником ни трезвым, ни будучи в подпитии. Наверное, потому, что Юрка с ним больше всех возился и всегда подкармливал своим холостяцким «тормозком». Всем остальным птица уже успела надоесть и былого интереса не вызывала. Иной раз даже раздражала.

— Юр, а чего ты его домой не заберёшь? Его же тут уже споили окончательно, — кивнул Лёха на сидящего в углу Карлушу.

— Так я один живу, кто там за ним будет присматривать, когда я на смене? А он общество любит. Не в клетку же его сажать на время отсутствия. Он мужик свободный. А когда я дома, то ко мне мужики часто заходят, выпиваем немножко, бывает. Думаешь, там ему лучше будет?

Юрка жил на краю посёлка в небольшом частном домике, состоящем из веранды, тамбура, кухни и небольшой комнатёнки. Рядом с домиком была такая же небольшая тепличка и несколько грядок, где хозяйственный Юрка ковырялся в своё удовольствие. Заодно и прибавка свежих овощей к столу. А иногда и к застолью.

Как обычно водится, в таких случаях, у него частенько гостили мужики. Это был мужской клуб, что-то типа местной Запорожской Сечи. Иногда выпивали, как Юрка скромно выразился. Иной раз разомлевшие гости могли остаться до утра, когда ноги не несли домой. А некоторые у него ночевали, поругавшись с жёнами, до момента примирения. Поэтому Юрку очень ценили в обществе свободных духом, хоть иногда и «немного» женатых, гордых мужиков. И очень обеспокоились, когда он однажды решил жениться. Но с женитьбой что-то не срослось. Подозреваю, что по инициативе Юрки, так как он всегда считал, что ещё молодой, чтобы жениться. А будучи регулярной жилеткой для суровых мужских слёз, а поэтому, зная о подводных рифах семейной жизни, очень боялся потерять свою независимость.

Поэтому и своего ворона отказывался сажать в клетку. Мужик не должен сидеть в клетке — это было жизненное кредо Юрки.

***

Но весной, когда шахту до зимы «законсервировали», а нас всех вывели на поверхность, на промывку песков, а кого-то отпустили в отпуск, Юрка все-таки забрал в посёлок своего питомца.

Карлуша к этому времени окреп и даже немного летал. Но как-то нехотя. Далеко не улетал и всегда возвращался, к радости Юрки, который пошёл в отпуск, но в гости на этот раз на «материк» не полетел, так как там для него родители уже нашли очередную невесту. Это и послужило основной причиной остаться, а уж никак не трудности с приобретением билетов на самолёт, как он снова соврал родителям, обеспокоенным его затянувшейся чересчур вольной холостяцкой жизнью.

Юрку я не видел всё лето, а тут встретил осенним утром возле магазина, когда он, возвращаясь с рыбалки, одарил меня огромным налимом, которого заколол ночью на острогу, когда лучил рыбу с шахтёрской лампой. За плечами у него болтался небольшой рюкзак, в руке, на проволоке, пропущенной через пасть и жабры, он держал тяжёлую рыбину.

— Да бери ты, не стесняйся! У меня их ещё много в рюкзаке, они скатываются с речек в Колыму на зиму, это я ночью удачно попал. Этот — самый большой за сегодня — с этими словами он вручил мне висящего на проволоке, монстра со страшной пастью, способной вместить мужской кулак.

— Ну, спасибо! Я таких ещё не видел, хотя налимов с детства ловил… Это сколько же он в длину и по весу потянет?

— Вот дома и померяешь. И взвесишь. Только ты его не жарь.

— Почему?

— Да старый он, как резина жеваться будет. Это молодой налим во рту тает. Ты его на котлеты лучше пусти, да кусочек сала в фарш добавь — меня ещё вспоминать будешь…

— Прямо монстр какой-то.

— Кто монстр? – опешил Юрка.

— Да не ты, налим монстр – не могу сдержать смеха, увидев удивлённое выражение Юркиной давно небритой физиономии, с округлившимися глазами небесно-голубого цвета.

— Мы в апреле по льду водохранилища ездили рыбачить в устье рек Кюель-Сиен и Конго, где они в Колыму впадают. Вот там точно монстры были, не сравнить с этим — похвастался Юрка. — Мы их еле через лунку протаскивали — налим по объёму её целиком занимает. Как бревно. Его тащишь, а он как поршень — воду перед собой из лунки на лёд выдавливает. Вот это была рыбалка! Только лунки бурить замучаешься, лёд за зиму намерзает два два — двадцать сорок в толщину. Мы самодельные вставки с собой берём на ледобур.

— Юр, а где птичка твоя? Что-то давно не видел вас обоих, — окликнул я Юрку, уже собиравшегося войти в тамбур магазина.

— Карлуша?.. — сразу погрустнел Юрка. — Не знаю, пропал.

— Как пропал? Когда?

— Ещё летом. Как шиповник отцвёл, значит — у хариуса икромёт закончился, можно смело идти на удочку ловить. Будет хорошо клевать, оголодал. Я на озёра на недельку ушёл, хариуса рыбачить.

— А Карлуша?

— Дома оставил. Витьку, соседа, просил присмотреть. Не с собой же его нести было. Я же не пират с попугаем на плече ходить, а летать он ленился.

— А потом что?

— А потом всё, — развёл Юрка руками. — Когда я вернулся, Витька говорит, пришёл утром на четвёртый день — тепличку открыть на проветривание и Карлушу выпустил полетать, как обычно. Только он не вернулся больше…

— И никто нигде его не видел?

— Нет. Да и как они его от других воронов отличат, даже если увидят? Это только я отличал… Я ещё походил по посёлку и рядом в лесу смотрел, когда вернулся с озёр. Искал, звал — не прилетел. Думал, может собаки задавили? Так даже перьев не нашёл…

— Будем надеяться, что он к своим улетел. Не век же ему с тобой было жить. Уже вырос, окреп, пора семью создавать.

— Будем надеяться. А я ему не своим стал, значит? — совсем расстроился Юрка и шагнул в двери нашего поселкового магазина.

***

Дома я удивил своих родных рыбиной, ведь ходил на десять минут в магазин за хлебом. Потом, как и обещал Юрке, взвесил и измерил налима.

Весил он два килограмма восемьсот граммов. В длину, от кончика морды до кончика хвоста, был семьдесят шесть с половиной сантиметров. Это была мощная рыбина, с крепким позвоночником с палец толщиной и двумя более мелкими налимами, сантиметров по тридцать, в огромном желудке. Серьёзный хищник. Впоследствии я видел и более крупных налимов, по метру двадцать в длину и даже немного больше, хотя сам таких не ловил. Но почему мне так запомнилась именно эта рыба, даже не знаю.

Карлуша так и не нашёлся. Судьба птицы осталась для нас загадкой.

Юрка из отпуска уже не вышел. Рассчитался с прииска и улетел на постоянное место жительства к родителям, на Волгу. Там сразу и женился.

Автор: Валерий Мусиенко.

02.04.2020 – 05.04.2020 г.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *