Впервые с моего приезда собралось комсомольское собрание. Повестка дня: «О работе комсомольца горного мастера Чиркова».
Кто-то докладывал, кто-то выступал, в общем, говорили. Смысл этих разговоров сводился к тому, что я не умею организовать труд заключённых. То, что было заслугой начальника промприбора Красноперова, который за короткое время провёл меня по значительной части технологического процесса добычи золота, мне поставили в вину, вот–де меня переставляют с места на место. Предоставили мне слово, поставив вопрос, как я намерен вести себя дальше.
Я встал высказал свою точку зрения:
— Товарищи! Производственной практики по разработке россыпных месторождений у нас в институте не было. Естественно мне потребовалось некоторое время, чтобы освоить эту работу. На производственных практиках мы работали с вольнонаёмным составом. С заключенными я столкнулся впервые. Большинство заключенных работает хорошо, и у меня к ним не было претензий. Но вот мне дали бригаду воров, урок. Это саботажники, которые вообще не хотят работать. Как на них воздействовать?
Сколько надо мной начальства – начальник участка, главный инженер, замполит, начальник прииска. И никто, никто не подсказал, не объяснил мне о методах, формах работы с этими ворами. А ведь эти методы, формы должны существовать иначе и не может быть. А вы меня обсуждаете или как вы считаете, я самодеятельность должен применять во взаимоотношениях с ними? Вот я один раз применил эту самодеятельность, бригада работает в полном составе, включая бригадира.
Но этот метод не приемлем для меня. Если руководство участка, прииска не считает нужным объяснить мне то, что обязаны по своему положению, то и я на считаю себя связанным с прииском и Дальстроем никакими обязательствами. Прошу ходатайствовать перед администрацией прииска об отправке на фронт. Там, я полагаю, есть полная ясность – где друзья, где враги, есть что защищать и чем защищать. Здесь же я не нашел поддержки ни с чьей стороны. Хватит, с меня довольно!
Комсомольское собрание приняло постановление: «Просить руководство прииска об отправке комсомольца Чиркова А. А. на фронт»
Я получил расчет и выписку из приказа, где значилось: «Откомандировать горного инженера Чиркова А. А. в отдел кадров ЧГПУ.». Порвав настенный календарь, я с лёгким сердцем и лёгким карманом на попутной машине прибыл в посёлок Нексикан.
Начальник отдела кадров симпатичный мужчина среднего роста лет около сорока принял меня очень любезно. Видимо он был уже в курсе моих дел. Он дал мне направление в гостиницу, снабдил талонами на питание в столовой и сказал:
— Идите отдыхать, а завтра к девяти утра прошу прийти ко мне.
Хорошо отдохнув, утром я снова явился к нему.
— Товарищ Чирков, руководство управления пока не может вас принять, не согласитесь ли вы мне помочь кое в чём?
— Пожалуйста, мне же всё равно делать нечего.
— Нужно разобраться с карточками по учёту кадров — объяснил он содержание поручения — берите машину и поезжайте в Сусуман в отдел кадров, туда я позвоню.
Легковая машина была уже подана, и я отправился в путь. Работа в Сусумане была не сложной, за полдня я с ней справился и вернулся в Нексикан. Давая разные поручения, начальник отдела кадров продержал меня до конца недели, а субботу сказал:
— В понедельник к девяти утра явитесь к главному инженеру управления Данилу Артемовичу Овесяну.
Вечер субботы и особенно всё воскресенье тянулись томительно долго. Наконец, наступило долгожданное утро. Без пяти минут девять я был в приёмной. Просил секретаря доложить обо мне.
— Заходите — сказала секретарь.
Я вошел в кабинет. За столом сидел красивый черноволосый, сухощавый мужчина лет тридцати пяти.
— Садитесь — пригласил он. Я сел.
— Куда направились товарищ Чирков?
— На фронт, товарищ главный инженер — бодро ответил я.
— И сколько вы отработали?
— Почти три месяца.
— Вас, зачем сюда направили?
— Работать.
— Итак, в чём же дело, почему на фронт?
— А что же делать, товарищ главный инженер управления? На производственных практиках в институте я работал горным мастером. Нелегкая эта работа, но я справлялся с ней. Здесь же особые специфические условия. Поддержки же ни со стороны руководства участка, ни прииска я не получил. Как работать с этими ворами мне никто не объяснял.
— Направляю вас работать на прииск «Комсомолец» в той же должности.
— Как же так, ведь есть постановление общего собрания комсомольской организации о ходатайстве перед руководством прииска об отправке меня на фронт. Есть приказ по прииску «Большевик»…
— Товарищ Чирков, решение комсомольской организации прииска не имеет для меня обязательной силы, — улыбаясь, ответил Осепян – И руководство прииска не в праве вас направлять на фронт, поэтому в приказе написано: «откомандировать в распоряжение отдела кадров ЧГПУ», так что поедете на прииск «Комсомолец».
— Но я не хочу ехать ни на какой прииск.
— Тогда я должен отдать вас под суд военного трибунала за саботаж. Подумайте, завтра дадите ответ.
— Эх, Данил Артемович, там мне грозили и вы грозите.
— Это не угроза, а информация. Идите, приходите с ответом.
Попрощавшись, я ушел из его кабинета с тяжелым сердцем. Промучился весь день, и ночь не принесла мне успокоения. В мозгу свербела одна и та же мысль: «Что же делать, что же делать?». Заснул поздно.
Утром в приёмной секретарь встретила меня предупредительно:
— Проходите, Данил Артемович вас ждёт.
— Ну, что надумали, товарищ Чирков? –спросил Осепян
— А что же тут думать, ведь выбора у меня практически нет. Направляйте на «Комсомолец».
— Правильное решение. Возьмите в отделе кадров направление и воспользуйтесь машиной, которая идет в том направлении.
И вот я на прииске «Комсомолец»… «Хватит, с меня довольно!» — не получилось…