Остров Врангеля, поселок Ушаковское.
Уж кто «доставал» отряд орнитологов на гнездовье, так это многочисленные работники средств массовой информации. Отчасти в этом виноват был председатель поселкового совета Акуленков, отчасти директор заказника Винклер. Но первого можно было понять. Чтобы прилетевшие «акулы пера» не шлялись по поселку и не совали свои любопытные носы туда, куда не следует, он спешил всеми правдами и неправдами избавиться от непрошенных гостей. Поскольку те вечно попадали в, мягко говоря, пикантные ситуации. Так, ранней весной на остров принесла нелегкая одну даму, аж из самой Москвы. Плотно пообедав, она решила уединиться.
А надо сказать, что на Севере проблемы туалета решались просто. Недалеко от гостиницы стоял туалет, который напоминал вышку. Внутри он был снабжен обогревателем и книжной полкой с набором периодики и художественной литературы. Внизу красовалось отверстие, куда отходы человеческого производства улетали согласно законам всемирного тяготения и радостно съедались поселковыми псами, которые явно испытывали минеральный голод. Таким образом в поселке и чистота сохранялась, и экология не нарушалась.
Дама уютно устроилась в тепле и несколько зачиталась, как вдруг услышала снизу недовольное ворчание. Естественно, поглядела вниз и обмерла, увидев абсолютно белую лохматую морду и горящие от нетерпения глаза. Со страху ей показалось, что на нее снизу уставился белый медведь.
Вначале она на некоторое время лишилась дара речи, но потом издала такой визг, что в поселке решили, что где-то включили сирену.
Скандал в результате разразился страшный. Об Акуленкове говорить нечего, он чуть было не лишился своего поста, но главное, пострадали собаки. Теперь под отверстие ставили пустые 500-килограммовые бочки и по мере их наполнения подгоняли трактор с «пеной», выпучив глаза, закатывали на нее бочку и торжественно везли ее через весь поселок за окраину.
Винклер же очень любил, когда его фотографировали, а потом присылали газеты или журналы с его мужественной физиономией. Поэтому, когда появлялись гости, то тут они действовали с Акуленковым заодно. Рекламировали экзотические места на острове. У гостей зажигались зеленым светом глаза, и они мчались за северной романтикой. Какой только после экзотической дряни не опубликовывали в расчете, что сама северная тематика будет проглочена доверчивым читателем сходу. Что, впрочем, в большинстве случаев и происходило. А страдать и в моральном, и, в известной форме, материальном планах приходилось полевикам. Мало того, что гости отвлекали от напряженной работы, они еще умудрялись совать везде свои любопытные носы, мучить дурацкими расспросами и постоянно влезать в щекотливые ситуации.
Естественно, известие, что в район гнездовья белых гусей прибудет очередной кинорежиссер, не доставило орнитологам радости.
— Хорошо хоть, что гусята уже вылупились и топают в массе с родителями в Тундру Академии ускоренным маршем, — не без злорадства в голосе заметил Боцман, — а там пусть за стаями погоняется. Сразу станет тощий, как песец.
Появляться в гости новый кинорежиссер не спешил. Это несколько заинтриговывало. Хотя по рации сказали, что он мужик самостоятельный, у него все есть для полевой жизни, и он никому навязываться не собирается, было интересно, где он остановился.
Остров Врангеля. Гнездовье белых гусей.
Обнаружили его случайно. Обходя гнездовье белых гусей по периметру, начальник отряда заметил на берегу реки Тундровой маленький, стоящий на широких полозьях фанерный домик. Он стоял за излучиной реки, укрытый от северного ветра высокой галечниковой террасой, и с тундры был почти незаметен, поскольку сливался с ней окраской.
Подойдя к домику, он обнаружил сидящего на ступеньках невысокого, худощавого бородатого мужчину с обветренным и загорелым до черноты лицом.
— Ледин, оператор, кинорежиссер и сценарист, а также директор фильма, триедин, как бог, — коротко представился тот.
Начальник отряда также назвал свою фамилию и должность.
— Если хочешь, то можешь звать для краткости Капитаном, — сказал начальник отряда. — Меня так мужики в отряде кличут.
— Да уж, знаю, информацию кое-какую получил и на Шмидте, и в поселке Ушаковский, — усмехнулся Ледин.
— Представляю, чего они там напели, — улыбнулся Капитан.
— Да что бы ни пели, я привык оценивать людей сам, не в первый раз в поле и на Севере. Надеюсь, что и не в последний. Расшаркиваться особенно нечего, друг о друге мы минимум знаем. Сейчас мои девки прибудут, кофе заварят свежий и что-нибудь на скорую руку сварганят. А сейчас посидим, покурим, если не возражаешь, — сказал Ледин.
Они закурили. Вскоре послышался звук двигателя, и носом в берег ткнулась небольшая лодочка, в которой сидели двое, женщина и девочка лет двенадцати. Они вышли из лодки, закрепили ее за крупный валун и стали разгружать. Ледин с интересом наблюдал за этим процессом. Когда женщина потащила на плече к домику тяжелую профессиональную камеру «Конвас», да еще и вместе со штативом, Капитан не выдержал.
— Может, надо помочь? — обратился он к Ледину.
— Сиди и не суетись, — посоветовал тот. — Жена у меня официально работает ассистентом режиссера и за это деньги получает. А дочка, коль увязалась в поле, то пусть отрабатывает свой хлеб тоже. По крайней мере поймет, что работа на Севере — это далеко не сахар. Да и характер пусть закаляет!
Капитан не стал возражать. Жена с дочкой приветливо улыбнулись гостю.
— Люда, — просто представилась миловидная женщина, — а это наша дочка Вероника.
Та молча, несколько смущенно, глянула на Капитана и скрылась за дверью балочка.
Вскоре оттуда вкусно запахло свежезаваренным кофе, высунулась симпатичная девичья мордашка и пригласила к столу. Поместиться за ним вчетвером было практически невозможно. Поэтому, расставив все на столе для кофе, жена и дочка, захватив примус, улетучились.
На столе особых разносолов не наблюдалось, за исключением натурального кофе «Арабика» и настоящей финской салями. Оказалось, вместе с какими-то сигариллами, источающими запах хорошего турецкого табака, салями и кофе составляют основу пищи Ледина в поле.
Сам он, по его рассказам, работает в новосибирской студии, но числится там номинально, поскольку много лет снимает фильмы о природе самостоятельно, без всяких помощников. В основном они идут за рубеж, пропагандируя яркую и самобытную красоту российского Севера. За это платят очень неплохие деньги, которых вполне хватает и на жизнь, и на выполнение его творческих замыслов.
Режиссёр Юрий Янович Ледин, заслуженный деятель искусств РСФСР.
В свое время он был даже удостоен встречи с министром культуры Е.А. Фурцевой, которую творческая шатия за глаза величала «Екатерина Великая». Кстати, это с ее легкой руки началось строительство спортивного комплекса «Лужники». На встречу с ней его взял председатель Госкино СССР А.В. Романов, видимо, для экзотики. А Ледину для того, чтобы снять фильм про белых медведей, необходимо было добыть деньги, которых катастрофически не хватало. Когда зашел разговор про фильм, Фурцева нахмурилась.
— Ну вот, — промолвила она, поморщив напудренный нос, — и так Россию зовут дикой страной, где одни медведи и холод. Зачем это еще и пропагандировать?!
Ледин с ужасом понял, что еще немного, и фильм зарубят на корню.
— Позвольте, — вышел он внезапно вперед. — Нигде медведей уже не осталось, кроме как в зоопарках. А у нас они на свободе живут, поскольку мы в плане охраны природы впереди планеты всей!
— Интересная точка зрения, — прищурилась министр. — А вы кто, собственно, такой будете?
— А это режиссер Ледин, — выскочил вперед председатель Госкино. — Он, собственно, и хотел этот фильм про белых медведей снять.
— Так выделите ему деньги, чтобы не стыдно было потом и нам посмотреть, и за рубежом показать, — вынесла свой вердикт Фурцева.
— Конечно, после этой встречи председатель орал на меня и топал ногами, — с усмешкой закуривая, вещал Ледин. — Зато фильм был спасен и вроде неплохой получился. Да и известность в высоких кругах я приобрел нежданно-негаданно. Это иногда помогало в острых ситуациях.
В сердце Капитана постепенно таял холодок неприязни. Ледин оказался и впрямь не новичком в поле. Для передвижения по тундре приспособил снегоход «Буран», а для жилья — уже упомянутый домик на санях, которые легко двигались за мотонартами со всем скарбом. Широкие полозья практически не нарушали скудный растительный покров, а поскольку плита топилась газом, то отпадала необходимость в громадном расходе топлива. Примечательно было и то, что у балка не наблюдалось даже фантика от конфеты или окурка, уж не говоря просто о мусоре.
Из средств передвижения было еще две лодки. Одна маленькая, с движителем, вмещавшая максимум двух человек. Другая — цельносварной «Крым» с двигателем «Вихрь» для путешествий вдоль берега острова и по крупным рекам.
Оборудование для качественной звукозаписи он приобрел в Лондоне, в магазине, который торговал вышедшими из моды «шпионскими» прибамбасами. Там, например, он приобрел остронаправленный и особо чувствительный микрофон, благодаря которому можно было за 150 метров услышать, как возятся и «воркают» в норе под землей щенки песцов. В Голландии — очень дорогой магнитофон ручной сборки, которых в мире считанные единицы. В Японии — минирации «Воки-токи», умещавшиеся в нагрудном кармане куртки у всех членов его семьи. Всему этому великолепию можно было только завидовать белой завистью, вспоминая тот примитив, которым мы располагали в то время.
Наверное поэтому, да и просто потому, что Ледин оказался настоящим полевиком, то есть немногословным, работящим и влюбленным в свое дело и Север человеком, он мгновенно снискал признание всех членов отряда. Потом мы поработали вместе с ним на мысе Блоссом — южной оконечности острова — и окончательно подружились.
Остров Врангеля. Стая белых гусей.
Для нас мыс Блоссом был интересен тем, что с него отлетали на материк гусиные стаи. Ледин надеялся там поснимать белого медведя. Кроме того, на Блоссоме была выносная полярная станция, которая обслуживала караваны судов в проливе Лонга. Этим проливом остров Врангеля отделялся от материковой части Чукотки, а мыс Блоссом разделял два моря: Восточно-Сибирское и Чукотское. Вдоль врангелевского берега пролива шло очень сильное отбойное течение. Полярники по этому поводу шутили, что это одно море переливается в другое. Течение несло льды, и на этих льдинах любили кататься моржи, у которых на Блоссоме было лежбище. Причем чем льдина была меньше, тем престижнее было на ней проехаться.
Часто можно было видеть, как течением несло маленькую льдинку, почти скрывшуюся под водой от тяжести туши взгромоздившегося на нее моржа. Стоило ему только поудобнее на ней устроиться, как вдруг льдина из-под него стремительно вылетала и высовывалась довольная усатая морда очередного любителя прокатиться. И все начиналось сначала. Смотреть за этой игрой было очень интересно, поскольку она напоминала мальчишескую «Царь горы». Только вместо горы была льдинка.
Остров Врангеля. Лежбище моржей.
Лежбище на мысе Блоссом было довольно многочисленным и включало в себя как взрослых особей, так и моржат, которые находились там вместе со своими мамашами. Ранее таких лежбищ на острове было несколько, но многолетний промысел сократил их до одного. Теперь добыча моржей разрешалась только местному населению по специальным лицензиям и только в море. Поэтому беспокоили моржей на Блоссоме лишь белые медведи. Впрямую они на моржей не нападали, в основном питались павшими по разным причинам животными. Хотя иногда попытки и были.
Заключались они в следующем. Какой-нибудь медведь шатался параллельно лежащему стаду. Моржи на него особого внимания не обращали. Подойдя на близкое расстояние, медведь круто разворачивался и бросался на стадо, но, не добегая несколько метров, резко тормозил. Стадо инстинктивно кидалось к воде, и в этот момент мамаши забывали про детенышей и некоторых просто случайно задавливали. Медведь садился поодаль и ждал, когда горестная усатая мамашка кончит караулить свое мертвое дитя. Тогда белый бандит бросался, выхватывал моржонка, оттаскивал его поодаль и съедал.
Но происходило это редко. Обычно медведи довольствовались тушами умерших взрослых животных. И упаси бог медведя встретиться с моржом в воде. Неуклюжие на суше, моржи проявляют чудеса ловкости в воде. И достаточно одного взмаха клыками, чтобы нанести медведю смертельные раны. Видимо поэтому, вопреки расхожему мнению, белые медведи не любят плавать, а делают это лишь в случае крайней необходимости.
Остров Врангеля. Белый медведь на лежбище моржей. Разведка боем.
В конце августа на мысе Блоссом мы вновь встретились с Юрием Лединым. Своих женщин он отправил домой, а сам решил поснимать белых медведей, которые, по заверениям полярников, бродили на опустевшем моржовом лежбище буквально толпами. Ледин мотался вдоль побережья на «Крыме» злой как черт, поскольку медведи куда-то подевались. Я решил составить ему компанию, поскольку до массового отлета белых гусей с острова оставалось еще время и очень хотелось поснимать белых медведей с помощью «Фотоснайпера», который давал приличное увеличение снимаемого объекта, был предельно прост и надежен в работе.
Рано утром мы с Юрием загрузили в лодку необходимые для съемки принадлежности и выехали к месту лежбища, где лежали туши умерших моржей. Лодка, тихо лавируя, пробиралась между плавающими льдинами, постепенно приближаясь к намеченному месту высадки. Наконец Ледин направил ее в небольшой заливчик, и мы причалили к берегу. Там выгрузили и перетаскали аппаратуру. Только собрались закурить, как из-за расположенной метрах в ста от нас туши моржа вылез, потягиваясь, очевидно, со сна, приличных размеров медведь. Белым его было назвать трудно, поскольку вся голова, передние лапы и грудь у него были грязно-бурого цвета. Он встал во весь рост, и тут сзади у него, как из брандспойта, ударила толстая черная струя. Я прицелился и хотел сфотографировать эту замечательную картину фотоснайпером, но Ледин властно положил руку на объектив и буквально пригнул его к земле.
— Нечего снимать его в таком виде, — сказал он, — это все равно как кинозвезду в туалете фотографировать. Ну, поносит мишку от не слишком свежей моржатины, так он сам, наверное, не рад, что обожрался!
Самое интересное, что белые медведи, когда еды было вдосталь, хотя и не в свежем виде, не помышляли о свеженине. Понятно, что, разделывая тушу моржа, медведь не заботился о своей внешности и был весь измазан в крови, жире и просто морском песке, так что вид у него был явно не царственный. Да тут вдобавок и мучения с животом. Ледин был прав, и я не стал фотографировать мишку в столь непрезентабельном виде.
Так мы и сидели себе спокойно, пока я не услышал за спиной какое-то сопение. Я повернулся и обомлел — прямо за спиной у нас стояла средних размеров медведица и втягивала в себя с шумом воздух.
— Юра, — сказал я, — у нас тут сзади медведь принюхивается!
Он мельком бросил взгляд назад и спросил:
— Ты ракеты захватил?
— Захватил, — ответил я, — вот они, рядом с фотоснайпером лежат.
— А ракетница где?
— А ракетница твоя, ты должен был сам ее взять!
— Так я ее в лодке забыл!
Ситуация сложилась комичная, но смеяться почему-то не хотелось.
— И что будем делать? — спросил я у Ледина.
— А что тут делать? — вопросом на вопрос ответил он. — Давай закурим и одновременно тихо встанем и повернемся к медведю лицом.
Белый медведь. Остров Врангеля.
Так и сделали. Правда, прикурил я после третьей попытки, когда догадался сразу зажечь одновременно пучок спичек. Когда повернулись к медведице и на нее пошел сигаретный дым, она смешно сморщила нос, чихнула и стала пятиться, но как-то одновременно назад и вбок. Так она отошла, не теряя достоинства, к гряде торосов, и только под прикрытием их стала двигаться от нас быстрее. Здесь и мы обнаглели, стали орать и стучать по треноге штатива кинокамеры и корпусу фотоснайпера. Медведица перешла на рысь. Некоторое время мы видели ее толстый зад, а затем она растворилась среди торосов.
Мы еще раз закурили. Меня поразило, как она могла так тихо подойти по гальке. Видимо, площадь опоры при ходьбе была такая большая, что ее немалый вес оказывал минимальное давление. Оно было и не удивительно, поскольку следы белого медведя на снегу были диаметром как у абажура, модного в тридцатые годы.
— Вообще, белые медведи — интересные звери, — заметил Ледин. — Самое главное, не приучать их к себе и всегда помнить, что это не плюшевый мишка, а опасный и могучий зверь, можно сказать, царь Арктики. Естественных врагов, кроме, пожалуй, человека, у него нет. Он вечный бродяга, особенно самцы. Они, в отличие от самок, в берлоги не ложатся, а шляются круглый год. И сентиментальностью и отцовскими чувствами не обременены. Могут при случае сожрать и самку, и медвежат. Лишь в период гона у них амурные отношения, и все. А жрут они, как ты и сам заметил, что ни попадя. И если на берегу есть какая-нибудь пропастина, то он, не обладая ложной брезгливостью, будет ее лопать, а не караулить свеженькую нерпу, на которую надо силы тратить. На Шпицбергене, когда я там находился в поле, был случай, когда шайка туристов стала прикармливать медведя. Он ходил туда, как в столовую. Постепенно аппетит у него стал увеличиваться, и они резко уменьшили ему рацион. Однажды утром один из туристов решил поспать рядом с палаткой. Лежал себе и сладко дрых, укутавшись в пуховый спальник, на солнышке. Мишка подошел, взял зубами за спальник и потащил этого охломона во льды. А надо отметить, что они от берега отошли метров на 70. Он спокойно перетащил спальник с орущим от ужаса мужиком через воду на ледяное поле. Туристы высыпали из палатки и наблюдали всю картину. Орали, стреляли из ракетниц, но медведь и ухом не повел. А несчастный мужик не мог расстегнуть молнию на спальнике и продолжал орать.
Медведь послушал, послушал, а потом просто надавил лапой тому на грудь. Мужик затих. Медведь задумчиво немного пожевал спальник, затем повернулся и ушел во льды.
Пока вышли на радиосвязь, прилетел вертолет, и любителя поспать на свежем воздухе сняли со льдины, тот был уже готов. Да и грудь у него выглядела так, будто по нему бульдозер проехал.
Медведя того они так больше и не увидели. В тот же день вся группа туристов снялась и отбыла то ли в норвежский поселок Лонгир, то ли в российский поселок Пирамида.
После этого рассказа Ледина я окончательно понял, что его можно считать настоящим полевиком.
Пожалуй, он был единственный из всей многочисленной братии, за исключением, пожалуй, ленинградцев с «Леннаучфильма», о котором остались самые добрые воспоминания.
Позже я узнал, что он стал обладателем многочисленных зарубежных премий, заслуженно признан одним из самых талантливых режиссеров-документалистов в области природы, и о его творчестве был снят фильм. Жаль только, что широкая общественность ничего об этом не знает, а упивается слюнявыми телесериалами.