Для того, чтобы уничтожить зимой целиком любой из промороженных колымских поселков, атомная бомба не нужна. Достаточно метнуть противотанковые гранаты: по одной в поселковую подстанцию и в котельную. Остальное сотворит ее величество Огромная стужа. Если же ты находишься внутри ограниченного пространства на безлюдной, освещенной только яркой Луной и звездами дороге, то твоя жизнь в твоих руках.
Дедушка Мороз своей белой шубой утряхивает градусы до таких минусов, при которых за окнами кабины становится не видно ничего . Чтобы не замерзали стекла, зимой колымские водители наклеивают снаружи второй прозрачный слой пластилином под белыми лентами медицинского лейкопластыря.
Человек — существо нежное и непрочное. Умные люди говорят, что микробы гибнут от малейшего перепада температуры окружающей среды. Здоровенный дядька в ватнике и валенках для этих самых микробов не более, чем вкусная котлета для гурмана. Особенно, когда подморожен снаружи и изнутри. Реальная защита организма спрятана в тепле. Изнутри нагреть его может собственная печенка,когда желудок переваривает грубую еду.У каждого монгола в походе под седлом хранилась полусухая и жесткая, как кожа, конина. Тепло снаружи люди делают своими головами, руками при помощи различных (мыслимых и немыслимых) приспособлений.
Капот двигателя изнутри, так же как двери и крышу обклеивают листовым войлоком. Под хорошие градусы вовнутрь салонов водители устанавливают дополнительные печки… под ноги или за спинки сидений. Двигатель в процессе работы жрет горючку, как свинья помои, и при этом нагревает все места, куда может быть просунуты шланги подачи и обратки теплоносителя.
Подошвы женских сапог и мужских городских ботинок от перегрева заводского слоя клея отскакивают от халявок. Ноги спасают валенками. Руки – рукавицами. На спине и голове меховая одежка. Жизнь не останавливается в любых условиях.
Реальность же такова, что на морозе застывает не только человек. Забиваются парафином топливопроводы, густеет масло гидроприводов. Умирает двигатель, не будет жить и тот, кто им пользуется.
На первых советских машинах для Севера в кабине стояла настоящая дровяная буржуйка с трубой через фанерную крышу. Современные навороченные иномарки поддерживают внутри салона заданную температуру в автоматическом режиме.
Два местных жителя на огромном и желтом Кальмаре (так называют на местном сленге трактор Кировец) применили для обогрева кабины военную хитрость. На гидравлический распределитель подключили через дроссель (это такая хитрая штучка в заглушке на магистральном гидрошланге) дополнительный радиатор.
В системе давление, как в оболочке подлодки на глубине полторы сотни метров, а стенки тоненькие из меди и алюминия. Ну и что? Вон космонавты летают за совсем хилой стенкой в качестве защиты от вакуума с радиацией и ничего- живут. Пусть пищит устройство как комар и раздувается, зато теплынь, можно шубу расстегнуть и рукавицы снять…
Поехал Витя Мавлютов с напарником в славный поселок Сеймчан из Магадана за поломанным трактором. Всего-то чуть больше четырех сотен километров.
Кран подъемный не работает на морозе, который ниже сорока пяти градусов. Ну, не будем же ждать пока потеплеет и светло станет. Загнали полуприцеп платформой кузова под эстакаду и бульдозером, при свете ртутных светильников на машинном дворе, промороженную железяку на место запихнули. При этом пришлось и гидравликой поработать: поднимали и выравнивали.
Крановщик и прочие уселись в бытовке вокруг бутылки. Напарник с матюгами завязывает узлы на оборванных тросах в руку толщиной и ставит проволочные скрутки на фиксаторах: крепит груз от перемещения…
Домой в ночь ехать по перевалам и на голодный желудок?
— Наливай!
— Да ведь ты за рулем…
— Не боись, крутить баранку будет Санек. Он по дороге сюда спал, а назад моя очередь.
— А если что?
— Ну даст в морду. Разберемся, тем более, что у вас в компании как-раз партнера для Козла не хватает.
Перед изумленными глазами, вошедшего с улицы, напарника пьяный Мавлюта за пять минут сплясал барыню, спел про цыганскую красавицу, которая ухитрилась стащить из берлоги медвежонка и громким, хорошо поставленным голосом, рассказал, как работал в горноспасательной военизированной части и бегал по штольням и штрекам с кислородным прибором. После этого надел шапку и полушубок, кое-как вскарабкался по обледенелому баку в кабину. Воткнул голову в боковое стекло двери и захрапел громче, чем дизель.
Промороженная резина колес на первых километрах пути практически не изменяет форму. Продавленные баллоны, пока не прогреются от движения, имеют подлое свойство взрываться. Не дай Бог делать колесо даже на стандартной холодрыге. Сигарета укорачивает жизнь на минуту. Разорванное колесо отнимет не один год, да еще и болячек для разнообразия подкинет.
Но вроде бы все обошлось. Перебросил с третьего режима на четвертый рычаг механической части коробки передач и закачалась перед глазами скользкими серпантинами узкая и белая колея. По морозному сухому снегу шутя выскочил на перевал со смешным названием Рио-рита и, как на лыжах с горки, спустился к развилке матушки Колымской трассы.
Рев дизеля, храп Мавлюты и писк гидравлического отопителя вместе с монотонным серо-белым на черном фоне леса видом дорожного полотна перед глазами скрутили в один жгут восприятие окружающего мира. Веки отяжелели и голова сама по себе начала опускаться на грудь… Попробовал на лоб прикладывать холодные гаечные ключи, помогает мало, хоть спички между ресницами втыкай. Нужно заехать на Стрелку в столовую. Там всегда вкусные блины и горячий кофе.
Остановился на стоянке. Включил в кабине свет. Достал термос. Дернул Витьку за рукав: «Ты в столовую пойдешь?» В ответ отвлеченное рычание и тоненькая струйка слюны из уголка рта.
— Ну сиди, карауль чтобы мотор не заглох.
В низком, со стенами зеленого цвета, теплом и уютном маленьком затоптанном шоферскими ногами зале,играл на пристенном столике древний бумбокс не менее древнюю песенку с древней затертой кассеты:
— Я хочу целовать песок, по которому ты ходила…
Полчаса пролетели, как мгновение. Купил в дорогу булочек из знаменитой вкусностями, Аткинской пекарни. Отметился в теплом туалете. Вернулся к трактору и… не увидел стекол на кабине. Вернее, стекла были на месте, но изнутри они были закрашены черным и дизель тупо молчал.
Дрожащими руками выхватил из сумки фонарик, взлетел по ступенькам бака к двери. Мощный китайский светильник выхватил в залитых маслом стеклах и стенах натурального негра из старой детской книжки. Черное лицо и руки, лоснились подобно дорогому бархату. Иссиня-белые белки глаз и крупные желтые прокуренные зубы казались неуместными на фоне оттопыренных толстых губ, волосатых ноздрей, слипшихся густых бровей и лопоухих ушей под сдвинутой на затылок развязанной ушанкой.
Гидравлическая нагревалка сделала свое черное дело. Через микротрещину масло под бешеным давлением закрасило все внутри бывшего когда-то уютного пространства кабины. Пьяный татарин, ухитрился выключить рычаг на распределителе, но избегнуть косметической операции уже не сумел или не успел.
Стекло отмыли горячей соляркой. Руль и рычаги отдраили рукавицами и тряпочками. Оставшиеся три сотни километров ехали молча. Каждый думал о своем. Трактор поставили на стоянку. Слили воду, продули систему. Дома подарил подарки ребятишкам от дорожных зайчиков и белочек. Чмокнул жену. Отмылся, переоделся в чистое, поел и спать.
На другой день, вечером, пришла Витькина жена. Позвала в баню. Попытки отмыть или отпарить следы происшествия с тела ее мужчины оказались бесполезными.
Гараж в полном составе хохотал почти неделю. Мелкораспыленное давлением масло впиталось в кожу лица, рук, живота и ног. Получился эффект сплошной татуировки: черноты не было только на голове под шапкой, на теле под полушубком и на ногах под валенками. При этом одна рука черная, а другая нежно-розовая с отмытыми и отпаренными ногтями.
Громче всех смеялся сам пострадавший. Татарское лицо черного цвета при рыжей, давно не стриженной шевелюре и седой бороде с сивыми усами было похоже на гротескную маску, вырезанную мастером из куска эбенового дерева. Желающим,смеха ради, показывал белую задницу и черные коленки.
— Бог шельму метит. Если бы не захотел сачкануть от руля на обратном пути, ходил бы белым и пушистым. А сейчас черный, седой и лохматый.
То-то красавец: не писаный, а покрашенный. Судьбу не обманешь.
Автор: Александр Ломако.