Что такое любовь? Как она возникает? Где – в сердце или в голове? Какими путями проникает в нас, взрывая своим появлением всё наше естество! По каким законам и правилам, овладевая нами, она стесняет завораживая, а заворожив окрыляет? Бедный наш разум, как ему защититься? Бессильны трезвый расчёт и неопровержимый опыт, приобретённый на полях былых любовных сражений или подчерпнутый из книг великих мастеров слова! Долгая разлука, большие расстояния, лечение временем – всё не то! Миллионы простых книг, великоумные трактаты, душераздирающие романы и драмы, всё это – кисленькое монпасье из жестяной коробочки за пятьдесят копеек! Цунами, лесной пожар, пятнадцати бальное землетрясение по двенадцати бальной шкале, вот что такое любовь! Откровенные сны и видения, тонкий запах, еле слышный аромат, исходящий от предмета обожания, желание взять за руку, заглянуть в глаза и слушать, слушать, слушать…отвечая глазами, незаметным движением губ, шевелением ноздрей, стараясь дышать одним и тем же воздухом…
Но пахло карболкой, йодом и несвежими бинтами. Красивые и радужные мысли были вмиг развеяны пришедшей для уборки санитаркой. Громыхая ведром и шваброй, как на Страшном Суде, она совсем неподходящим для её телосложения прокуренным басом посоветовала всем «болящим» покинуть помещение – «пока не началось»! «Болящие» тут же откликнулись:
— А что будет?
— Ну вот, началось!
Этой привычной перепалкой начиналась ежеутренняя уборка палаты.
— Эй, задвохлики, марш в коридор, влажная уборка!
— Все?
— Все!
— И лежачие?
— Доктор сказал, в этой палате лежачих больше нет!
Истинно так…Сегодня с раннего утра Мишку повезли на каталке в процедурную и сняли с него всё «навесное оборудование» — как он сам и пошутил, и в всё в том же быстром темпе отвезли туда, откуда взяли – в палату. А пока он, поёживаясь от непривычной прохлады, осматривал сам себя, вновь зашёл его доктор и недолго думая, несколькими точными движениями, вытащил из Михаила кое-где торчащие нитки швов! А тут и тётя Маша со своими вёдрами нарисовалась. Подождав пока улягутся эмоции, возникавшие каждый раз при посещении доктора и когда соседи неспешной очередью вытекут в коридор на очередной перекур, Михаил прислушался к организму — порядок! Значит всё, свобода?
Быстрым движением скинув с себя одеяло, опустил ноги на пол, с резвостью лихого наездника вскакивающего на коня, вставил ноги в тапочки, как в стремена, встал, оттолкнувшись руками от кровати, потянулся к пижаме висевшей на спинке кровати, и…Резко щёлкнув, в мозгу отключилась лампочка, освещавшая хоть какие то мысли… Сознание долго блуждало в потёмках потустороннего бытия, не находя выхода, покуда прибежавшие врачи, на истошный вопль всё той же уборщицы, оказавшейся невольной свидетельницей бесславного падения с геройского коня! Похлопыванием по щекам и растиранием висков ватками с нашатырём, прибывшая бригада неотложной помощи, показала — таки заблудшему, дорогу к свету!
— Ты чего вытворяешь, малохольный?!- вместо привычного: — «Как твои дела, Мишаня?»- выдала дежурная медсестра, обеспокоено заглядывая Мишке в глаза,
— Мозги встали на место?
— Я глубоко сомневаюсь в том, что в этой голове есть хоть что то, напоминающее мозги, — вместо Мишкиного ответа сказал его лечащий врач, каким то образом тоже очутившийся в палате.
— А кто вообще сказал ему, что можно вставать?
— Уборщица….- промямлил Михаил, показав взглядом на тоже приходящую в себя после принятия нашатырных процедур, тётку Машу.
— А, милый мой, всё понятно! Вот тогда у неё и лечись! А мы пойдём полы помоем! – и сердито взмахнув разлетевшимися полами халата, вышел прочь из палаты, и уже из коридора, продолжая тему донеслось:
— Позовите в ординаторскую эту тётю Машу, я ей стетоскоп вручу, пусть с обходом и дальше по больным идёт! Взволнованные сокоечники, дождавшись расхода лечащей братии, наперебой стали объяснять Михаилу, как нужно вести себя после долгой отлёжки. Причём, каждый, постарался припомнить наиболее драматичный пример, если уж не из своей личной жизни, то из общедоступного больничного фольклёра, в результате которого, болезные, в лучшем случае, оставались слепоглухонемыми с церебральным параличём всех конечностей и ярко выраженной шизофренией, в результате кровоизлияния в мозг!
— А в худшем? – с видом кающегося грешника, дребезжащим голоском спросил Мишка.
Грянул хохот, никак не соответствующий серьёзности момента… Гром вёдра и пожелания нетрадиционно приветливым голосом «всего хорошего», возвестили о том, что и тётя Маша ушла, оставив после себя ощущение, что одним врагом в этой жизни у Михаила стало больше. Постепенно все успокоились и начали процедуру, предвосхищавшую завтрак – шуршали пакеты и газеты, звучали причмокивания и пришепётывания, предвкушая ублажение утробы насущной. Аппетита у Михаила в это утро не возникло… Хотя, кроме выпитого стакана с холодной водой, занюханного ваткой с нашатырём, ничего не потреблялось, да и не хотелось.
Нет, конечно, хотелось! Хотелось домой! Он поймал себя на мысли, что ему хочется в тот неуютный, промёрзший до последней дощечки барак, засыпанный по самую макушку снегом, но ставший своим, почти что родным, и если уж не домом, то местом, куда очень хотелось! Хотелось, дыша полной грудью пройти самому по коридору. Странно, но хотелось увидеть даже такого «фрукта», как старатель – шатун Легеза! Хотелось услышать, как скрипят, не очень хорошо подогнанные половые доски.
Да просто пройтись. Хотя бы по этому, больничному коридору… Но было страшно… А ну как опять… Но ничего…потихонечку, боком, боком, постанывая и покряхтывая, так между прочим, чтобы самого себя было слышно, Михаил выскребся по стеночке в коридор, оказавшийся длинным и узким, что интуитивно внушало уверенность в себе. Сокоечники с интересом посмотрели на «снятую с иголки гербария бабочку», как сам себя обозвал Михаил, но промолчали, и на том спасибо! Мысли вихрем крутились в голове. Медленно перебирая руками по стенке, ещё медленнее ногами, в странно как ещё не слетевших тапочках, по казавшемуся в рытвинах и колдобинах полу, он всё таки пошёл. Громко сказано!
Но дверь за ним закрылась, отрезав путь к отступлению. Впереди никого не было, кроме дежурной медсестры, сидевшей за своим рабочим местом, и которая, подняв голову от своей писанины с интересом посмотрела на Михаила, изображавшего из себя известную историческую великовозрастного дитятю, решившего на тридцать третий год жизни, наконец научиться ходить, снова опустила голову, погрузившись в свои проблемы. Шагов пять, он преодолел быстро, даже завтрак не успел ещё закончиться, пора было делать привал, но присесть было некуда, а до стула возле дежурной сестрички было ещё далеко…как до обеда! Пот застилал глаза, грудь вздымалась, как кузнечные меха, коленки стали потрясываться, хоть садись на пол и запевай! Но вставать бы пришлось с привлечением подъёмного приспособления. Держась уже обеими руками за стенку, Мишка стоял с ужасом думая, что делать дальше. Очень не хотелось звать на помощь, но видимо выхода не было.
Открыв рот, ещё не придумав, как озвучить призыв о помощи, он вдруг увидел, как из дальнего конца коридора материализуется, ну очень уж знакомый женский образ. Ё – моё! Пот на лбу моментально высох, а спине стало холодно! По коридору неслась армянская кавалерия, в образе Светланы и её Санчо Пансы – Раймонды! Вот уж перед кем не хотелось выглядеть слабаком! Как-то свыкся с мыслью, что лечит и выхаживает его Валентина, любит и в глаза заглядывает Юлька, а вот Светлане в своей жизни он никак не мог определить места…Её мощная воля подавляла Мишку по всем падежам. Сколько раз он давал себе слово поговорить с ней серьёзно, но каждый раз сам себе придумывал отговорки, типа «…ну в следующий раз – точно!» Было ли хорошо ему с ней? Ночью – да…А вот днём,… днём он её боялся! Боялся не как человека, а как женщину, которая появившись в его жизни, бесцеремонно локтями расталкивает Мишкиных друзей, даже не спрашивая его, Мишку, вносит в эту жизнь новые, свои правила, которым приходится подчиняться, даже если ему это мягко скажем не очень нравится, придумывая самому себе всё новые и новые отговорки. Вот и сейчас он понял, что в его жизни грядут перемены!
Подлетев к Михаилу, обе женщины принялись его целовать и тискать, впрочем, особо не налегая, отдавая дань его бледноватому болезненному оттенку. От них пахло свежим морозцем, чистым воздухом и мандаринами. Мысли летели вскачь, нахлобучиваясь друг на друга! Сквозь пелену своих размышлений о том, как бы не упасть под натиском бурных проявлений чувств, всё время пробивалась одна, которая не давала покоя: — «Почему сегодня снова не было Валентины?» Обычно она прибегала рано утром, перед занятиями в техникуме, когда не было её дежурства. А сегодня как раз и был такой день. Мишка не видел её уже больше двух суток. Это было очень непривычно. За месяц проведённый в больнице, он привык к ней, как к ежеутреннему обходу и послеобеденной дрёме!
Да и Юлька не давала себя забывать. После того случая, когда сошлись в палате Мишкины почитательницы, он грешным делом подумал, что остался один – одинёшенек, но как же он обрадовался, когда на следующий же день, на пороге своей палаты, он увидел Юльку! Правда глазки у неё были слегка припухшие – то ли от недосыпу, то ли от пролитых по нём, оболтусу тридцатилетнему, девичьих слёз! Валюшка к тому времени уже умчалась на занятия, поэтому можно было поговорить серьёзно. Мишка только что не крестился, доказывая Юльке, что она видела, было просто навязчивым видением, минутным кошмаром, который к нему, Мишке, не имеет никакого отношения! Очень пригодилась поддержка друга Близнюка, который тоже клялся на крови ещё не убитого мамонта, что в Мишкином сердце нет места никому, кроме её, Юленьки, и ихней мужской закадычной дружбы! Вот последний то аргумент Юльку сильно и смущал! Но так как и Наталья Юркина кивала головой, правда пряча, время от времени глаза, когда суровая мужская брехня перехлёстывала через край, то Юлька сделала вид, что поверила! А может и впрямь поверила! В её голубых озёрах громадных глазищ, любое Мишкино враньё тонуло, как …кусок чёрного угля, который ненамного белее любой лжи…Но пока горит уголь, теплится любовь…А уж когда поведал ей Михаил про чувства между Раисой и Валеркой Талецким, опасения были развеяны, ну хоть на какое то время.
Неожиданно для Михаила, Валентина тоже оказалось в курсе происходивших событий. Это происшествие вообще оставило глубокий след в общественной жизни областной больницы: в одних глазах авторитет Михаила вырос, в других – рухнул, как поверженный неудачно пущенной стрелой Амура, последний босяк. Но в отличие от Юльки, Валентина была гораздо сдержаннее в своих эмоциях, а вот ходить к Мишке стала реже, объясняя это возросшими общественными нагрузками и поручениями в техникуме. Вот так вот.
Поэтому с такой опаской и одновременно щемящим беспокойством потаённого чувства, Михаил и замер, увидев в больничном коридоре, «армянскую кавалерию»! Но эти мысленные потуги были похоронены под натиском поздравлений с началом заключительной фазы лечения! Оказывается, подружки уже знали, что с Михаила сняли «навесное оборудование». А потом пошли поздравления с Новым Годом! Господи! Как же он мог забыть, что на календаре с самого утра было 31 число?!
Сразу вспомнились запахи цитрусовых, витавших в последнее время в больничных коридорах. Мужики в палате ещё загодя стали готовиться к предстоящему празднику, запасаясь провиантом и обзванивая родственников со знакомыми по ту сторону больничных стен, с намёками, что они тоже люди, и тоже не против отметить праздник по «человечески»! И к сегодняшнему утру, в тумбочках, замаскированные под печеньки и сухарики, уже насчитывалось изрядное количество праздничных деликатесов, вход которым в больничные стены был запрещён под страхом неминуемой кары врачебной. Водка и коньяк, переливалась в различные ёмкости из под чего угодно, начиная от минеральной воды и заканчивая целебными настойками на диких пауках и грибах — мухоморах, только бы избавиться от основной тары.
Мужики крепились изо всех сил, не рискуя раньше времени начать процесс проводин Старого Года. Их старания были подкреплены заверениями руководства больницы в том, что нарушители, будут изгнаны немедленно и бесповоротно, с позорными записями в больничных листах! Даже тех, кто находился в реанимации в бессознательном состоянии, распалившийся в своих обещаниях главврач, пообещал самолично выставить прямо на каталках под новогоднее небо, в случае обнаружения хоть малейшего присутствия запаха, напоминающего спиртной! А тут ещё к Мишке заявился Талецкий с батареей самых разнообразных бутылок! Мишка, прикованный к кровати жгутом шлангов и проводов, только руками развёл:
— Братан, да ты с катушек съехал! Ты никак решил, что мы всем отделением будем встречать Новый год по всем часовым поясам нашей Родины? Да и то, я думаю, половина останется! Или решил меня досрочно выписать? Забирай скорей это добро обратно, пока кто нибудь из докторской братии не лицезрел эту красоту! Как тебя вообще пропустили сюда с этим арсеналом!
— Друг мой Мишка, запомни, водки никогда много не бывает! Раньше сядешь, больше выпьешь! Ты меня со счетов не сбрасывай, я специально под праздник в Магадан напросился! Сейчас поеду уголёк скину, машину поставлю. Эйнштейн, который Гомонов, помнишь?- обещал на пару дней укромное местечко выделить. А третьего числа, поутряне, в порт и домой! Я уже почти весь хабар вывез, осталась мелочёвки, тонн на тридцать. Ты вообще долго ещё думаешь здесь «Ваньку валять»? Цыганков сказал, надо с Делянкира лес таскать, у нас собираются что то реконструировать, то ли по электрической части, то ли по связной.
— Тю, ты чего раздухарился? Гляньте на него, выпивоха нашёлся! Ты на пробку наступаешь, тебя штормить начинает! И на меня особо не расчитывай, ещё неизвестно, когда мне отсюда увольнительную выпишут. У тебя чего, напарника нету?
— Есть, почему нету. И не один даже. Пока ты здесь бока валяешь, у меня уже третий сменился. Не выдерживают они нашего графика! Я ж как? Как ты учил: приехал, поел, помылся, побрился, машину подшаманил и в рейс! А им подавай неделю отдыха! Вот мне их Семёныч и меняет, как почтовых лошадей на перегонах! Всё тебя вспоминает! Так что тебе просто выбора нет, кроме как побыстрее очухиваться и домой! А ещё — умора! Недавно в Берелёхе был, моториста – задрыгу нашего видел, как его? Лепила, да! Представляешь, он со своим корешем, Лымарем, что помогал ему мотор нам делать, к тебе собирается! А ему в ментуре не разрешают в Магадан ехать! Сказали дальше Дебина нельзя! Вроде бы, он опять куда то вляпался! Мне этот фрукт ещё что то говорил, но я его не понимаю. Мало того, что голос, как у больной чайки, так ещё и на одно слово десять присказок, да и то на «фене»! Короче, если нарисуется, не удивляйся!
— Ух ты! Молодец, Миклован Иваныч! Ты ж не знаешь всего, Валерка! Мне Лымарь жизнь спас!
— Кто??? Лымарь? Каким боком? Где? Небось когда по тайге со Стародубцевым шастали?
Но Мишка уже прикусил язык! Проболтался всё таки!
— Расскажу как нибудь! Пока об этом молчок, а то и тебя дальше Дебина не выпустят!
— Скажите пожалуйста, какие страсти – мордасти! Я опять что то не знаю? Когда ты всё успеваешь? Тайны Мадридского двора? Ну ладно, тогда и я тебе не скажу, какой сюрприз тебя ждёт в ближайшее время!
— У меня, Валерка, сюрприз один: когда с меня эти трубки клистирные снимут! Сил уже никаких нету! Я домой, на Мальдяк хочу!
— О! Уже Мальдяк домом стал! Молодец! Я только примерно через годик стал по прииску скучать, а ты…молодец, патриот! Ну ладно, Мишань, ты уж не обессудь, помчался я! У меня ещё поручений столько, что и не знаю в какую сторону метнуться в первую очередь! А про сюрприз помни и мучайся! Бывай, дружбанище! Увидимся!
— Гад ты, Валерка! Как был мазуриком чумазым, так и остался! Говори секрет, мне волноваться нельзя, швы разойдутся!
— Ничего, пока ты здесь, под врачебным присмотром, швы твои, как разойдутся, так и сойдутся! А я могу и по шапке получить за разглашение!
— Ну и ладно, ступай себе! Скажу завгару, чтобы присвоил тебе квалификацию «масломера»! А не геройского напарника!
Но это было вчера. А сегодня, вот он – сюрприз! В течении получаса усилиями Светланы, было получено разрешение на отлучку из стен заведения сроком на …до утра! В принципе, лечение Михаила сводилось лишь к наблюдению за температурой и приёмам кое каких таблеток, так что особых волнений за здоровье не предвиделось. Но дотошный доктор, не унимаясь, инструктировал принимающую сторону в течении того же получаса! На прощанье, взяв со Светланы тысячу первое клятвенное заверение, что не позднее восьми часов следующего утра, пациент будет положен туда, откуда был взят!
И пока шёл диалог между договаривающимися сторонами, Михаил только обескуражено блымал глазами, переводя взгляды с доктора на Светлану и обратно, пока Раиска не потащила его одеваться, по дороге пояснив, что оказывается – «мама лечащего Мишкиного врача, была хорошей знакомой, другой хорошей знакомой, но уже Светланиного сослуживца, который, в свою очередь, был дальним родственником их общей знакомой! Представляешь, и тоже армянином!» И делов то…
Праздновать, оказывается, намечалось дома у Светланы. Поводов было много, один из них – состояние Михаила. Ни о каких шумных кампаниях речи быть не могло, не то было ещё состояние…
Дверь открыла пожилая женщина, глядя на которую, можно было и не гадать, чья это мама. Перед Михаилом стояла постаревшая копия Светланы. Нет, сказать «постаревшая», скорей всего, было неправильно, нетактично… Правильней было сказать – повзрослевшая…Тёмные с проседью волосы, были собраны в тугой узел на затылке, перетянутый красивой цветной лентой, из украшений — только крупные бусы на шее, явно не из дешёвых камешков. Роста она была невысокого, в меру располневшая, с ясными карими глазами, скрытые за тонкими линзами очков и такими же тонкими усиками, как у дочки, над верхней губой! Строгий взгляд, строгие черты лица – прямо комиссарша какая то… Чувствовалось – власть её стихия! Строгость читалась в ней во всём, от тугого узла волос на голове, до взгляда, от которого у вновь прибывших невольно вытягивались руки «по швам»!
Первой заходила Светлана, которая быстро чмокнув маменьку в щёчку, проскользнула в квартиру, затем Раиса:
— Здрасьте, тётя Тома, познакомьтесь, это наши друзья — Михаил и Валерий, мы вам про них рассказывали…
— Здравствуйте, здравствуйте! – Михаилу на миг показалось, что никуда он и не уезжал из родного города, а зашёл в гости в соседний дом, другу детства Карену Аветисяну. И его мама, вытирая передником руки после того, как посадила очередную порцию лаваша в горячий тундыр, вышла встретить сыночка Каренчика с другом Мишкой! Гортанный говор тётушки Тамары был абсолютно похож на голос и интонации мамы друга детства, «майрик Мары», которая прожив в России большую часть своей жизни, так и не научилась правильно выговаривать русские слова. Как они с Каренчиком порой потешались над тем, как «майрик Мара», умудрялась исковеркать, простые на первый взгляд слова! Никогда при этом не позволив себе, хоть как то обидеть добродушную тётушку, хотя все за глаза звали её не иначе как «мама Берия», за стальной склад характера.
Воспитывая одна двух детей и имея ещё на руках престарелого отца мужа, погибшего в какой-то необъявленной войне за господство мирового пролетариата, она просто не имела права быть слабым полом! Замешкавшись на пороге под влиянием воспоминаний детства и немного сникнув под пристальным взглядом хозяйки, Мишка ощутил увесистый толчок в спину – за ним тащил объёмную поклажу, переквалифицированный в грузчика, масломер Валерка, который, как верный Сивка Бурка, успел подтянуться к торжественному выводу тела из стен областной здравницы. Бочком – бочком, Мишка прошёл вперёд, а вот Валерка приотстал в дверях…уж если Мишка оробел, напарник весь…уменьшился в размерах…И это он ещё хозяйку не разглядел! Пригласив их проходить, сама, быстро зашла обратно, чтобы не мешать располагаться гостям. Хотя помешать в этом, в принципе, было невозможно…
Квартира была не просто большая, она была огромная. Высоченные потолки, как ни странно, отлично сочетались с небольшими на первый взгляд окнами, которые пропускали достаточное количество света, чтобы не замечать малого остекления. Коридор оказался не просто коридором, а большущей прихожей. Сразу, вспомнилось первое посещение здания Северовостокзолота с его громадными, устеленными коврами, действительно, коридорами. В уме трансформировалась разница между коридором в его бараке и прихожей в этом доме. Ещё и неизвестно, что больше – пронеслось в Мишкином мозгу…Мебель была не старинная, а старая – может ещё и довоенная. Все стены без исключения были завешены коврами – тяжёлыми, тёмными с такими же тёмными большими картинами с изображением неизвестно кого и неизвестно чего. Портреты соседствовали с натюрмортами, а морские баталии сменялись баталиями сухопутными. На окнах и дверных проёмах висели такие же тёмные, бархатные шторы, больше напоминавшие театральные занавеси, с позолоченными кистями. Полы были паркетные, но увидеть и оценить красоту паркета было практически невозможно, из за обилия ковров и ковровых дорожек. А какие люстры – абажуры, свисали с украшенного лепниной потолка! Бордовые, красивые, тяжёлые в своей красоте, длинные — почти до половины комнаты, с её трёхметровой -то высотой! Воздух был под стать обстановке – тягуче сладкий, наполненный восточными пряностями, запахом хорошего, натурального кофе и шоколада! Настоящего тёмного и горького. Мишка на секунду даже ощутил его вкус на языке. И ещё лимона! Именно лимона, настоящего сухумского, а не обыкновенного, хотя и такого долгожданного, праздничного мандаринного запаха! О, Господи, а из кухни несся запах печёного гуся! А может курицы! А может….
В зале, в самой его середине уже был накрыт стол, такого же размера, как и всё остальное в этой квартирке – настоящий боксёрский ринг! Кругло квадратный, если уж можно так выразиться. Друг Валерка так и оставшись стоять в дверях, ошалело приоткрыв рот, напоминая матроса Железняка из старинного фильма про революцию. Сейчас должна была вырваться идиотская фраза — «Живут же люди!»
А посередине всего этого великолепия стояла радушная хозяйка: — Здравствуйте, гости дорогие.
Женским чутьём, выделив входящего Михаила, спросила у него, снимающего шапку: -Дук хосум эк гаястане?( ты говоришь по армянски?)
Сзади раздался звук упавшего тела, это Валерка от неожиданности выпустил из рук баул с поклажей!
Михаил в растерянности посмотрел вокруг: — Ес чем гасканум, — промямлил он…нэрэцэк…( я не понимаю, извините)…Шэноргаворум эм нор тари(С новым годом)- выпалил он фразу, неизвестно как, всплывшую в его памяти.
— Инч эк асум! (Что ты говоришь), — рассмеялась тётушка Тамара, — Шноргакал эм.(Спасибо.)
Михаил совсем было смутился, не зная что ещё сказать, но хозяйка уже повернулась к девушкам:
— Раечка, Светочка приглашайте, приглашайте ребят! Покажите, где у нас гардеробная. Раздевайтесь не стойте истуканами, а я пойду, у меня ещё салат «Оливье» не заправлен сметаной. Кстати, Светочка, а сметану ты мне принесла? – и всё это с таким акцентом, будто она только что вышла из купе поезда Ереван – Магадан!
Обалдевших слегка ухажёров препроводили в «гардеробную», которой оказалась комната размером с приличный склад запчастей средненького гаража, где на полках и вешалках висело и стояло необходимое оборудование для личного состава работников, всё того же гаражика. Женская часть, видимо соблюдая приличия, давая гостям осмотреться и привести себя в порядок, быстро скинув вещи, не озадачивая себя развешиванием их по местам, упорхнула за «царицей Тамарой», как Михаил прозвал хозяйку, лишь только увидев её!
С непривычки, притихшие и оробевшие, оставшись вдвоём, стараясь не глядеть друг на друга, потихоньку начали раздеваться.
— Валерка! Змей ты подколодный, ты куда меня приволок?! Это что, музей какой? Ты рожи наши видел? Нет? Глянь, вон зеркало на стене висит! У нас с тобой транспаранта в руках не хватает: — «Новый год — в рабоче — крестьянские массы!» И на демонстрацию! Ты не знаешь, на новый год парады проводятся?
— Дружище, я клянусь всеми ямами и ухабами на Колымской трассе – ни сном, ни духом! Нет, ну я то знал, что мы в гости идём, но куда!? А ты то, ты! Ну, полиглот! О чём вы это с хозяйкой чирикали? Она тебя, что, по усам признала?
— Брат мой, Валерка, я тебе тоже клянусь, я и дома когда жил, особо армянского языка не знал, меня за это часто и родители и друзья ругали, а потом, пока по Союзу скитался и последнее позабыл! Только и помню, как хлеб, здравствуй, да пошёл на…А тут…прорвало прямо…
— Ага, я заметил! Соловей ты мой закавказский. Ладно, Мишаня, мы в приличном обществе! Даже думать давай интеллигентно! Праздник всё таки, да и…
А вот одеты они были, ну явно не празднично. Мишку в Магадан привезли санрейсом, и из одежды на нём тогда была только простынка, да и та на пару размеров меньше. Потом выдали казённую шмотку – ну и ничего что полосатую, как у сидельцев с Омчака! Про цивильную одёжу вообще вспомнили накануне последнего рейса. И Валерка, предварительно взяв у Мишки записку, зашёл к коменданту общежития, взял ключ и привёз конечно вещи…
Но! Что может найти один мужик у другого, в чужом шкафу чужой комнаты?! Вот друг Валерка и привёз: сменку тёплого нательного белья — Мишка недавно прибарахлилися по случаю, у старого друга грузинской национальности, тёплую рубаху в крупную клеточку, с заботливо нашитыми тётей Зиной карманами для документов, правда из другого материала, но почти в цвет, да свитеров пару штук, которые под руки попались. Из брюк Валерке глянулись шикарные лыжные шаровары, подбитые изнутри первоклассным начёсом, висевшие на самом почётном месте — на другие Мишка ещё не сподобился, покупка смокинга стояла в планах будущего года, ну и трусы с майкой дружище тоже не забыл. Припёр сразу три комплекта, кстати, у Мишки больше и не было. Из обуви – любимые хозяином собачьи унты – подарок Близнюка! В довершение, не став особо шарить по закоулкам, снял с вешалки в общем коридоре почти новый ватник, даже не заморачиваясь, чей это. Ну и шапчонку какую – никакую с той же вешалки прихватил. Нет, не то чтобы абы какую – Мишкину родненькую, Валерка её в глаза знал, она его шапке сестрой приходилась! А что? Для конца декабря очень даже неплохая одежонка! Рассудил Валерий просто – что не так – приедем разберёмся! И всё это дружище уложил в старенький Мишкин чемодан, с которым тот и попал на Колыму!
Учитывая то, что Михаил после больницы должен быть не очень резв, этот свободный покрой полуспортивного типа, должен был Михаилу понравиться! Да он и понравился! А то! Фуфайка с чужого плеча, хорошо хоть шапка его, но…не бежать же на почту, отправлять доставленное добро обратно. И нравился Мишке ентот гардероб до тех пор, пока они не переступили порога квартиры!
Сам то Валерка одет был пофасонистее: телогрейка считай новая – вторым рейсом всего идёт, бельишко нижнее у него китайское, рубашка с фабричными карманами, а уж брюки, брюки то – гордость его и зависть всего прииска. Шерсть с лафсаном – не мнутся, тёплые, с простроченной стрелкой – загляденье брюки! Валерка за них в Сусумане отвалил полста рублей. Они даже очень подходили, под сапоги утеплённые. Сверху натягиваешь, и отлично смотрятся. Разве что немножко оттопыриваются там, где ремешки к сапогам пришиты, ну, для утяжки голенищ. Но это ж не беда! Валерка ради такого дела, как этот праздничный поход, свои унты снял — в кабине оставил, а сапоги тёплые из за сиденья вынул, начистил гуталином, как старшина в армии учил – до зеркального блеска. Красота! Идёшь – снег скрипит под ногами, сапоги тоже скрипят. А уж ежели по плитам тротуарным – вообще прелесть, цокот — как будто взвод коней на марше. Набойкам сносу нет, да и сапоги, не простые – хромовые! Это уж ему батя подарил, когда он в отпуск, в Белоруссию ездил. Как рассказал за столом, какие морозы в краю Магаданском, так отец и расчувствовался. К тому времени, четверть на столе уж дно показывать стала. Вот батя и попёр сам на чердак, где сапоги эти хранились, как зеница ока. Не дедовы конечно, но…В общем хорошие сапоги! Валерка их и на Мальдяке то не всегда одевал – в простых кирзачах привычней, когда не шибко холодно, а в холода — унты да валенки, никакие сапоги не заменят, да и поводов особо не было. А шапки у них обоих новые были – цигейковые, цельные. Мех даже за отворотами имелся! Они эту красоту ещё по осени в Магадане купили. Так что вид у них был, не сказать, чтобы уж прямо уж жениховский, но в клуб в свой родной Мальдякский, скажем сходить, очень даже подходящий вид был! Да что там в клуб, они и в рейсе когда были, в самом Магадане, свободно в любой магазин без стеснения заходили! А тут оробели….Ещё этот запах от сапог…
— Валерка, ты что, сапоги дёгтем начищал? – свистящим шёпотом поинтересовался Мишка, — прёт как нашего Краза в солнцепёк!
— А чем я должен был по твоему чистить? Сначала маленько дёгтем конечно, а потом и гуталином прошёлся! Сапоги ж с осени за сиденьем лежали…- откусывался напарник.
— Ребята, ну проходите уже… — это Раечка не выдержала жениховских приготовлений, выскочила на несколько мгновений из кухни, якобы поторопить, а сама на Валерчика глянуть, — Вы уж тут осмотритесь, а мы тётушке Тамаре пока поможем.
Быстро скинув с себя верхнюю одежду, и привалив ею поставленные в дальний угол благоухающие в тепле сапоги, плюнули на ладони и пригладив вихры, гуськом двинулись на голос.
За стол садиться было ещё рановато, считай только за полдень перевалило, но жрать то уже хотелось не по праздничному. Да и поход сюда, отнял у Михаила предпоследние силы. Последние он оставлял на праздничный стол! Как и положено приличным, воспитанным гостям, они круг то по квартирке нарезали, выражая своё восторженное восхищение обстановкой. Хотели было по стопцу врезать, да не нашли подходящей посуды – стаканов на столе не было, рюмки – баловство одно, а хрустальные фужеры в руки брать было страшновато, поэтому решили и впрямь, осмотреться. Музей не музей, но посмотреть и вправду было на что.
Но больше всего манил их накрытый стол. В какую бы сторону они не шли, оказывались то перед винегретом, то перед каким другим салатом. Там конечно и кроме винегрета с салатами было к чему приложиться — разнокалиберными бутылками было заставлено всё пространство между закусками, но самим начинать было неудобно, а женщины, пригласив их проходить, казалось тут же и позабыли об ихнем присутствии, отдавшись во власть кухонного священнодействия.
Мишке уже захотелось и прилечь, дни проведённые в покое больничной палаты, напоминали о себе мелкой дрожью в коленках. А тут на пути подвернулся как раз диван, по размерам больше похожий на кузов родненького автомобиля. Только в кузове подушек кожаных не было, а тут…Скромненько присели на уголок. Скромненько однако не получилось – диван оказался неожиданно мягкий, и провалились ихние чресла в ту мякоть почти по самые плечи! Стараясь выглядеть скромно, вытягивали свои туловища насколько позволяли силы. Но постепенно диван взял верх над воспитанием и этим тут же воспользовались потусторонние демонские силы, накрепко закрыв им веки…Валерий, отмахав без отдыха семьсот вёрст, ещё в такси, когда ехали к Светлане, подрёмывать стал, привалившись к Раймонде, а Михаил неожиданно вспомнил, что у больнице как раз «тихий час» начался.
Пришли в себя они от щелчка выключателя. О ужас! Мало того, что на улице было уже темно, так ещё и прямо посередине комнаты, сдвинув в сторону уже полностью укомплектованный праздничный стол, стояла настоящая живая, да ещё к тому же и наряженная ёлка! А от ёлки в разные стороны висели разноцветные флажки с изображениями наф–нафов, серых волков, гномиков и прочей сказочной живности. И пахло уже не восточной лавкой, а детством, с его смолисто-ёлочными привкусами, запахами жареного мяса ну и конечно мандаринами, куда ж от них деваться!
Девушки стояли перед ними, как на смотринах, правда неизвестно, кто кого смотреть собрался! Они уже успели переодеться в праздничные платья, причесать растрепавшиеся в кухонной суете волосы, подправить или подкрасить губы и брови, и вообще выглядели картинно – празднично! Да и тётушка Тома выглядела отменно: седые волосы гладко зачёсаны назад и перехваченные ободком, украшенным золотым, затейливым орнаментом, сзади расходились густым веером, ниспадая на плечи. Глаза и губы в меру подкрашены, поверх нарядного платья наброшена красочная меховая безрукавка, на руках и пальцах тускло отсвечивали браслеты и кольца всё из того же металла, что и на головном ободке. Ноги обуты в причудливые тапочки с загнутыми носками, которые очень красиво смотрелись на стройных ногах. В квартире витал кроме всех прочих запахов и лёгкий холодок, видимо управившись со всеми делами, хозяйки решили её проветрить, заодно разбудив заезжих женихов! А то, что они были женихами, сомневаться не приходилось! С чего бы это двум чумазым шоферюгам, устраивался такой королевский приём! Поёживаясь непонятно от чего больше, от прохлады после сна или от смущения, Михаил с Валерием принялись наперебой источать комплименты в разные стороны, подводя однако всё своё красноречие к тому, что соловьям пора было бы и кроме басен чего либо в клювик! Сделав ещё пару кругов по комнате, расшаркиваясь и раскланиваясь, остановились перед большущими настенными часами, с гирьками и римскими цифрами:
— О, а у нас на прииске, как раз сейчас в общежитии все тоже собрались! Старый год провожают!
— Ну, раз так, тогда и мы рассаживаемся, — девушки тоже рады были уже начать встречать проводины, но не тут то было…
— Как это рассаживаемся? – раздался голос хозяйки, — А остальных гостей, что, ждать не будем?
— Каких остальных? – у Михаила невольно вырвался вопрос,
— Молодые люди, — назидательным тоном начала «царица Тамара», — кроме вас, приглашены ещё люди, которые хотят видеть нас, а мы, естественно, хотим видеть их! Новый год, праздник семейный, и хотя у нас со Светланой родных людей в этом городе не осталось, однако, близких друзей много. Они скоро подойдут, а пока, давайте сядем вот сюда, на диванчик и вы мне расскажете о себе. Не возражаете?
— Мама, а кого ещё ты пригласила? Я ведь тебя просила, чтобы никого не было. Михаил после операции, ещё очень слабый. Я думала, мы этот раз праздник проведём узким кругом…- растерянно воскликнула Светлана, — мы и ребятам так сказали…
— А чего вы переполошились? Придут старые друзья, которые очень хорошо знают нашу семью, папу твоего помнят. Ничего страшного я здесь не вижу. Давайте лучше пока вот в карты поиграем, а заодно и поближе познакомимся. Проходите вот сюда, к журнальному столику.
И она первой, подавая пример села за красиво инструктированный стол, явно не фабричной работы, и открыв шкатулку с такими же резными узорами, достала колоду карт.
И тут Михаила разобрало зло! Чёрт знает что! Привели, как телят на бойню, промурыжили голодом полдня, спасибо хорошо хоть картошку чистить не заставили, а теперь ещё хотят и посмешище из них сделать! Видик то у них ещё тот. Сейчас придут гости, и судя по хозяйке, явно не слесаря с соседней автобазы, понятное дело, и окажутся они с другом в роли экспонатов из Кунсткамеры. А что? В его шикарной рубашке с самодельными карманами да лыжными шароварами. И Валерка тоже хорош – лицо с въевшимися точками угольной пыли, сбитые пальцы рук с чёрной каёмкой ногтей. Да…похоже и вправду, пора идти за транспарантом!
Раиса со Светланой явно были выбиты, из своей колеи. Видно было, что сюрприз «маменьки» удался. Но девушкам особо деваться было некуда, и они бочком – бочком, стали усаживаться за карточный столик, растерянно поглядывая на ребят.
Мишку известие это застало на полпути к заветному винегрету, поэтому сделав по инерции ещё пару шажочков, он резко остановился, посмотрел на хозяйку недобро вспыхнувшими глазами. И Валерка, видимо почуяв капкан, не дойдя до селёдочки с луком, замер на полусогнутых, видя что у Михаила на губах уже начиналась фраза, после которой следовало бы немедленно уходить по английски – не прощаясь, сказал, беря инициативу в свои руки:
— Ну, вы тогда рассаживайтесь, а мы пойдём покурим пока, — единственное приличное, что пришло на ум.
— Да, да, пойдём, носики припудрим, заодно и покурим! – не удержался Мишка, — А то гости нагрянут, а мы в таком виде…- и театрально развёл руками.
Они вышли в коридор, осторожно, но плотно притворив за собой дверь, хотя было огромное желание шарахнуть ею так, чтобы оборвались, ну хотя бы пару люстр!
Светлана было поднялась вслед за ребятами, но наткнувшись на взгляд матери, медленно опустилась на свой стул:
— Мама…мы с тобой так не договаривались…
-А мы с тобой вообще о чём то договаривались? Ты прекрасно знаешь, что каждый год после смерти папы к нам приходят Бабашинские и Дударевы
И что Евгений Степанович сегодня хотел сделать тебе предложение! И ты наверняка догадываешься какое! А вы с Раисой, приводите в дом своих новых друзей, предупредив меня об этом, буквально накануне! Я ещё понимаю Раису! Хотя немало удивлена, что обычно такая понятливая девушка, повела себя в этой ситуации не очень корректно. Если вы хотели просто сделать приятное этим молодым людям, это понятно и простительно, но если за этим следуют мне неведомые планы и помыслы, это предосудительно, и в первую очередь это относится к тебе, Светлана!
— Мама, тише, ради Бога! Что подумают ребята?
А ребята тем временем нервно шарили по карманам Валеркиного ватника, отыскивая следы, как назло неизвестно куда, запропастившейся пачки папирос!
— Валерка, я давно подозревал, что ты фашист! Но теперь мои подозрения превратились и окончательно оформились в твёрдое убеждение, что ты агент вражеской разведки, заманивший меня во вражеское логово! Дай быстрее мне мой кожушок, я достану «маузер»! Я несколько раз щадил тебя за мелкие провинности, но теперь мои терпения кончились! Этих двух Дездемон мне конечно не одолеть, но тебя я с удовольствием зарежу! – и он сделав страшное лицо, двинулся к Валерке, выставив вперёд руки!
— Не вели казнить! – грохнулся на колени напарник! – Ни сном, ни духом, великий князь всей Армении, Колымы и близлежащих окрестностей! Позволь искупить!
— Искупляй, фашистяка!
Вскочив с колен, Валерка нырнул рукой в рюкзак, сиротливо, никем не востребованный лежащий под грудой барахла. И тут же на свет появилась поллитровка «Столичной»!
— Ты чего это, бульбаш, рассудком двинулся?! Водку, в прихожей, без закуски, с горлышка…
— Не будешь?
— Буду!!! Дверь держи, а то какая нибудь фурия заявится и отберёт цацку! Ох, напарник, никому не говори, что это я в тебе воспитал любовь к змею зелёному! С Новым годом, что ли?!
Сделав пару полных глотков, передал бутылку Валерке:
— С Новым годом, напарник!
Отхлебнув тоже пару глотков, аккуратно завернул пробку на место, спрятал «цацку» обратно в рюкзак и вытащил оттуда же пропавшую без вести пачку папирос, прикурил сам, дал прикурить другу, и несколько раз вкусно затянувшись сказал:
— Вот теперь давай совет держать! Сразу отсюда валим, или всё таки пожрём?
Ах, с каким же наслажденьем они хохотали! У Мишки даже покалывать в боку стало!
— Ну уж нет, до утра далеко, нигде больше нас не ждут, поэтому подкрепиться не помешает. Давай вот только ещё по глоточку и пошли к столу поближе! Слушай, а может у тебя в рюкзачишке и пару кусков сала с варёной картошечкой припасено? Тогда чего мы вообще боимся? Давай выйдем на улицу, сядем под первой попавшейся ёлочкой и встретим Новый год!
Сала не было, а вот пару хрустящих галет, Валерка достал… По второй папироске они вышли уже покурить на лестничную площадку. Они так давно не сидели вот так вот запросто друг с другом, что не заметили, как и по третьей прикурили! Правда к «цацке» они больше не прикасались, рассудив, что и на праздничное застолье место оставить надобно. Они уже перешли было к свежим анекдотам, временами правда поглядывая на дверь квартиры, полагая что когда в них возникнет надобность, их позовут, как внизу послышался шум подъехавшей автомашины, хлопанье дверей и вскоре хлопнула уже дверь подъезда, послышались шаги, детские голоса и смех, а вскоре и показались поднимающиеся по лестнице люди. Над ними было ещё пару этажей, поэтому они особо не встревожились, лишь отодвинулись от прохода, освобождая место. Но этих гостей ждали и в квартире. Услышав шум поднимающихся, хозяйка, всё такая же обаятельная и нарядная, появилась в дверях.
Поморщившись от не успевших развеяться клубов табачного дыма, она радушно улыбаясь, принимала поздравления вновь прибывших. Их было пятеро взрослых и двое ребятишек, лет восьми – десяти. На шум и гвалт выглянули Раиса со Светланой. Обнимания и поцелуи с поздравлениями, пошли вновь по кругу. А когда гостям представили Михаила с Валерием, как новых друзей дочери и подруги, удивлению вновь прибывших не было изумления! Наверняка они подумали, что двое молодых людей, сидящих на ступенях в подъезде, это либо отдыхающие грузчики, принесшие новую мебель кому то в подарок, либо…те же грузчики, но которые пришли выносить старую мебель, взамен купленной! У Мишки даже промелькнула мысль, что если бы, к примеру, гостям представили лошадь Пржевальского, они бы удивились куда как меньше!
Как и предполагал Михаил, это были явно не слесаря с соседской автобазы, а вполне себе добропорядочные граждане, такие же как и хозяйка – насквозь интеллигентные, воспитанные люди, которые не моргнув глазом, чинно пожимали ребятам руки, снисходительно улыбаясь на рассказ о том, что они проездом, и не смогли выстоять в ближайшей гостинице очередь за утюгом, чтобы погладить свои парадные смокинги!
Ну а так как «соловьи» уже приняли в свои «клювики» по несколько капель живительного бальзама, то и подошедшие гости особого классового отвращения не вызывали. Ну, может быть только один, показался мужикам особенно подозрительным – некий Евгений Степанович, примерно одного возраста с ними мужичок, с ранними залысинами, вялым лицом прошлогодней воблы, но нескрываемым сознанием собственной величины. А то! Как оказалось, он работник горкома! А вот его друзья, с которыми он пришёл, супруги Бабашинские, Андрей Всеволодович и Антонина Ивановна, оказались милейшие люди. Что одни, что другие – Дударевы, Анастасия Николаевна и Пётр Петрович. Они хоть и были старше по возрасту, но замечательные собеседники, вдобавок Андрей Всеволодович – глава первого семейства, знал столько анекдотов, что сыпал ими как из рога изобилия! И не всегда пристойными! Как ни странно, по рангу занимаемого поста, он был куда выше этого Евгения, а вот Степановичем, язык у ребят называть его не поворачивался. Да и Пётр Петрович оказался мужичком компанейским, и пока суть да дело, мужики обменивались именами – отчествами да рукопожатиями, он тихой сапой, никем не замеченный проскользнул к накрытому праздничному натюрморту и умыкнул тайно бутылку коньяку, правда, с одним стаканом. Поэтому выпивка за знакомство и «предложение брудершафтного толка», было решено совместить в одну посуду, что и было единогласно решено и проведено в жизнь! Петей конечно язык у ребят его называть не поворачивался, но вот на Петровича он тоже откликался охотно! Ну а Евгения Степановича особо никто и не спрашивая, с самого начала звали запросто – Жекой!
С собой супруги Бабашинские привели дочку Катерину, девочка как девочка, только петь очень любит! В одной из комнат она разыскала пианино и пока взрослые тешились своими взрослыми делами, она с Александром – там звали второго мальца, пришедшего в гости с мамой и папой Дударевыми, исполнила уже с десяток песен различной тематики, конечно преимущественно больше из оперы « В лесу родилась ёлочка»! За полчаса разговоров, Андрей Всеволодович, уже три раза порывался сесть за стол, чем заслужил одобрение мужской части гостей, но каждый раз получал отпор от объединившихся женщин, которые принялись досервировывать стол, вновь принесёнными с собою гостями яствами, уводил молодых людей на лестничную площадку — «покурить». Евгений, который Степанович, тоже выходил с ними, но курить не курил, просто поддерживал кампанию, но от коньячка, дело прошлое, не отказывался. А когда в анекдотах доходило до особо крамольных мест, по девичьи смущался, аж до покраснения мочек ушей, чем вызывал восторг у Всеволодовича, который в приказном порядке назначил так его называть ещё до вступления в силу «брудершафтного соглашения»! И к тому времени когда их наконец то призвали к столу, Михаил с Валерием, уже особо не церемонясь, протягивали руки к серебряному портсигару, за очередной папироской. Хоть в гостях покурить вволю «Герцоговину Флор»!
Посадкой за стол, руководила Тамара Георгиевна. Сама она восседала во главе стола, что само собой и подразумевалось, справа от неё сидела Светлана, затем «командирша» посадила всё того же Жеку, который Степанович, а потом семью Бабашинских. А вот слева она указала на место Раисе, затем восседала семья Дударевых, ну а галёрка была предоставлена новым друзьям семьи! Ребятишкам выделили места возле родителей, но они чинно и благородно спросив разрешения у старших, перетащили свои «орудия труда» за журнальный столик, объяснив это тем, что им там удобнее. Никто особо и не возражал.