Мыслящему и анализирующему происходящие события россиянину давно ясно, что наших зарубежных «партнёров» не устраивает никакой политический режим в России. Ни царский, ни большевистско-советский, ни либеральный, ни демократический. Кроме марионеточного, но скорее всего под видом демократического. А все последние войны, включая холодные и информационные — это борьба за сырьевые рынки и рынки сбыта. Распоряжаться сообща и совместно ресурсами планеты человеческое общество пока морально не готово.
И как бы мы ни радовались по поводу возвращения в Россию Крыма, факт остаётся фактом – нашим партнёрам удалось разделить два практически идентичных по вере и культуре славянских народа. Не просто разделить -стравить. А война чужими руками всегда считалась верхом искусства и классикой военной стратегии.
В связи с этим возникает некоторое беспокойство по поводу высказываний американского лидера об ответе России за Украину внутренними угрозами. Каково будет продолжение, к каким потрясениям эти угрозы могут привести Россию? И найдут ли наши силовые структуры в этих угрозах, говоря современным языком, признаки состава преступления и основания для возбуждения (или, как говорят в российских СМИ – «заведения») уголовного дела. Дело уж больно хлопотное, в статистические показатели никак не оцифровывается, и о результатах в тех же СМИ сложно отчитаться. Хотя, если будет уголовное дело или даже административное наказание – это уже на уровне поражения. Украинские спецслужбы проиграли. И не является ли ситуация, описанная в статье магаданской журналистки Татьяны Хрипун «Дело о листке из коридора. Библиотечного» («Магаданская правда в пятницу», № 95 за 2014 год) попыткой представить дело так, как кто-то хотел бы это видеть?
«Разжигайте ссоры и столкновения среди граждан вражеской стороны. Подстрекайте молодёжь против стариков». Эти слова принадлежат древнекитайскому полководцу Сунь-Цзы, чья книга была настольной у одного из руководителей американских спецслужб Аллена Даллеса, стоявшего у истоков информационной войны против Советского Союза, которую, кстати, СССР тоже проиграл.
Наиболее уязвимыми с точки зрения «разжигания ссор» всегда были национальные отношения. С точки зрения подстрекательства молодёжи против стариков – история. И то и другое мы можем наблюдать на примере отношения к исследованию репрессий советского периода.
В своё время, общаясь с председателем магаданского «Мемориала» Мироном Марковичем Этлисом, я услышал от него такую фразу: «Разделять репрессированных по национальности – преступление».
Однако в последнее время мы очень часто встречаемся с тем, что некоторые исследователи начинают подсчитывать, сколько представителей той или иной национальности или страны репрессировано. И не только подсчитывать, но и акцентировать внимание на этом, издавая книги, устанавливая памятники.
Многие уже отмечены. Многие, но не русские. Из этого для неискушённого западного и соответствующим образом зомбированного российского обывателя должен следовать вывод, что русские как раз и творили репрессии. Русские или «москали», «оккупанты», «колорады» и как там еще нас называют. Но посмотрим, так ли это.
В книге В.Меты и В.Диденко «Жертвы Колымы. Магадан» (г.Магадан, 2000 г.) приводится статистическая справка по фонду архивных личных дел, подготовленная Информационным центром УВД Магаданской области, где репрессированные подразделены по национальному признаку (стр. 272). Не сомневаюсь, что составители справки руководствовались благими намерениями, но считаю такой подход ошибочным. Тем более, что в книге просматривается пристрастный подход авторов к материалам в отношении выходцев из отдельно взятых республик бывшего Союза.
Справка не охватывает все имеющиеся фонды, однако и по ней можно сделать некоторые выводы, а именно, определить в приблизительном процентном соотношении, сколько людей выделенных национальностей было среди репрессированных. Хотя при проведении подобных расчётов, не знаю, как других оценщиков истории, но меня не оставляет ощущение, что топчешься по могилам.
Получается такая картина. Из 87 установленных национальностей больше всех репрессировано русских – около 44,5%. Вторые – украинцы (около 14%), третьи – белорусы (около 4,5 %). Можно, конечно, сказать, что эти цифры коррелируют с данными национального состава населения СССР на тот момент, но это ещё раз указывает на то, что основной целью репрессий не было преследование каких-либо национальностей (нисколь не принижая трагедии выселенных народов).
Обращает на себя внимание неконкретность приведённых в справке данных в отношении лиц, направленных на спецпоселение по национальному признаку и иным мотивам (члены семей кулаков, бандпособников и др.) – выделено мной (П.Ц.) – сведённых в одну таблицу. Кого мы хотим к кому причислить – членов семей кулаков, бандпособников и др. к репрессированным по национальному признаку?
Но, уж коли пошла речь о разделении репрессированных по национальному признаку, то, на мой взгляд, логично применить такой подход и к штатному составу репрессивных органов.
Определяя наше государство как репрессивное, многие восходят к убийству большевиками царя Николая Второго и членов его семьи.
Здесь следует обратить внимание на то, что расстрелом руководил Яков Михайлович (Янкель Хаимович) Юровский. Незадолго до расстрела, в начале июля 1918 года, внутренняя охрана Ипатьевского дома, ранее состоявшая из рабочих местных заводов, была заменена Юровским десятью людьми, из которых пятеро вообще не говорили по-русски, а четверо изъяснялись по-русски, но русскими не были (Н.А.Соколов, «Убийство царской семьи», М., изд-во Лествица, стр. 189, 390). Рабочие называли их «латышами». Однако, следует отметить, что таким же образом они определяли и пленных австро-венгров. Накануне казни Юровский распорядился отобрать у постовых из внешней охраны, которую продолжали нести рабочие («москали» и будущие «оккупанты»), револьверы (там же, стр. 352). Те же десять человек, называемые «латышами», принимали непосредственное участие в расстреле и захоронении тел (там же, стр. 357, 364, 367).
Можно интересующихся направить в зал репрессий Магаданского областного краеведческого музея и обратить внимание на экспозицию, где представлены список репрессированных и несколько фотографий периода 30-х годов прошлого века. В качестве информации к размышлению перечислю только названия фотографий:
- «Братья С.С. и Н.С. Лапины – первые заключённые Севвостоклага»;
- «Э.П. Берзин со стрелками военизированной охраны»;
- «Г.Г. Ягода – председатель ОГПУ СССР»;
- «М.Д. Берман – один из первых начальников ГУЛАГа;
- «Т.Д. Дерибас – полномочный представитель ОГПУ СССР по Дальневосточному краю».
Желающие могут с помощью интернета поизучать родословные всех перечисленных фамилий.
Разделяя репрессированных по национальному признаку, почему-то никто не обращает внимания, к какой национальности принадлежали основной организатор и основной исполнитель репрессий. Я имею в виду наркома и того, кто его назначал.
Старожилы в золотодобывающих районах Колымы (п.п.Усть-Хакчан, Горный, Первомайский, г.Сусуман) в начале 90-х годов прошлого века, мне, имеющему запорожские корни, рассказывали о трёх потоках пришествия украинцев на Колыму. На третьем останавливаться не будем, поскольку к нашему разговору он не имеет отношения. Это горняки, большей частью шахтёры, выходцы с восточных областей нашей братской республики. А вот два первых рассмотрим более подробно.
Со слов старожилов, охрана первых советских лагерей на Колыме комплектовалась, в основном, представителями из средне-азиатских республик. Выходцы из южных регионов сложно адаптировались к северным условиям, часто болели, в том числе со смертельными исходами (кстати сказать, подобное мы можем наблюдать и вотношении так называемых «мигрантов»). Было принято решение об их замене на выходцев из Украины.
Само собой разумеется, те из них, кто отвечал необходимым требованиям, направлялись в боевые части, где были нужны более надёжные люди. Жителям Западной Украины доверяли меньше. Это первый поток.
Аналогичным образом в дальнейшем комплектовались и внутренние войска МВД СССР. Много выходцев из Украины проходило службу во всех правоохранительных органах Магаданской области. После событий 1991 года многие из них возвратились на родину, в связи с чем в указанных структурах даже возник определённый дефицит кадров.
Вот как о совместной службе в Советской Армии с такими вспоминает костромич Виктор Сбитнев («Литературная Россия» № 45-46 за 2014 г., «Почему мы не можем сосредоточиться?»): «Мутными и невнятными казались они нам, русским пацанам уже тогда. Скрытые русофобия и антисемитизм делали их такими. Эти впитанные с молоком матери специфические свойства вполне прорезались в них, когда они становились «дедами» и «дембелями». Чрезвычайно ограниченные, в лучшем случае с восемью классами за плечами, они особенно преуспевали в изобретении разного рода издевательств над молодыми, особенно из русских, евреев, луганских и харьковских украинцев, которые уже тогда считали «зёмами» (земляками) нас, а не своих западных сокровников, ко всему ещё и через одного вороватых и лживых».
Второй поток приходится на военные годы, а именно, на начало наступления Советской Армии, когда в лагеря стали прибывать осужденные пособники фашистов из западных областей. О них пишет магаданский писатель С.Олефир в очерке «Бандеровцы». А бывшая заключённая одного из колымских лагерей М.Алимова вспоминает:
«…После освобождения многие не спешили возвращаться в родные края. Кого совесть мучила, кто побаивался. Один как-то осмелился. Так его в родной деревне мужики поймали и сказали: «Ночь можешь переночевать, а утром чтобы твоего и духу не было. Не уедешь – убьем». А как же иначе, если он помощником бургомистра при фашистах служил. К нам вернулся, и больше об отъезде и не помышлял. Такие у нас в лагере в охране были – самоохранники назывались. Чистые звери, нелюди. Над заключенными издевались».
К названой категории «сидельцев» относились и некоторые неправославные священники, которые, на самом деле «отбывали» не «за веру», а за пособничество в бандитизме.
Магаданцы, находившиеся в период расцвета Дальстроя в детском возрасте и общавшиеся с заключёнными по вопросам обмена различных поделок на сигареты и чай (в частности, Д.И.Райзман), подтверждают, что, попавшись на глаза охранникам, получали окрики, в основном, на украинском языке.
Соответствующие подтверждения можно найти и в художественном творчестве. В частности, в фильме «Фартовый», снятом по книге В.Высоцкого и Л.Мончинского «Чёрная свеча». Творческие люди, записывая схему сюжета, как правило, переносят подобные детали из жизни автоматически, если, конечно, из каких-либо коньюнктурных или политических соображений их потом не изменяют. Но В. Высоцкого и Л. Мончинского трудно в этом заподозрить.
Могут быть подтверждения в сохранившемся архиве Александра Бирюкова, который, по словам нынешнего секретаря областной писательской организации В.М. Фатеева, занимался исследованием этого вопроса.
Естественно, при получении доступа к соответствующим архивам, легко получить соответствующие статистические данные. Но, стоит ли? Скорее всего, получится такой же эффект, как при разделении по национальному признаку репрессированных, и мы будем повторять тот же путь, по которому идут современные украинские власти. И слово «западенец» ни в коем случае не должно стать синонимом словам «враг», «фашист», «националист». Ведь кто-то же из земляков, как пишет С. Олефир и говорит М. Алимова, мстил бывшим пособникам фашистов, даже приезжая на Колыму, и угрожал им в случае возвращения в родные места.
Однако стоит, наверное, признать, что не только русские во всём виноваты, и невозможно определить, кто кого репрессировал по национальному признаку. Не только не возможно но и не нужно. Иначе мы помогаем нашим конкурентам (не будем говорить «противникам», ведь борьба идёт за рынки). А они очень тонко сыграли, выбрав для своей атаки кровь. У некоторых она русская с примесью украинской, польской и даже башкирской. Если взорвётся, то внутри.
Автор статьи: Пётр Ив. Цыбулькин